Почему огромная фабрика простаивает без дела? Почему её закрыли так быстро, и общественность так и не узнала причин? Почему застрелился ведущий учёный последнего проекта, принятого в разработку здесь, не оставив даже предсмертной записки? И почему даже власти предпочитают игнорировать всё перечисленное? Как будто они заключили некую договорённость, по которой не трогают это место, но ради чего они могли бы подвергнуть опасности такое количество людей? Ведь что ни месяц – то кто-нибудь любопытный находится, желающие то испытать свою храбрость, то докопаться до истины, там исчезли какие-то подростки из Гильдии искателей приключений, а также несколько репортёров «Паровой птицы». Безумству храбрых поём мы песню, как говорится. А ещё, по его мнению, это был тот случай, когда идиотов, каких мало, оказывается на удивление много. Несмотря на то, что здание давно опечатали со всех сторон, так что через центральный вход больше нельзя стало войти, они всегда находили способ проникнуть внутрь.
Любопытно, любопытно. Дотторе обожал совать клюв маски, даже когда его не приглашали. Хотя нет, не так – в особенности туда, куда его не приглашали. Ведь именно там по его опыту происходит самое занимательное.
Здесь пахло чужими грязными секретами, пахло смертями и опасностью, всё как Дотторе любил. Он обожал любоваться плодами чужой глупости — единственное, чем люди никогда не переставали его удивлять. Поэтому приближался он прогулочной походкой в весьма хорошем расположении духа, широко улыбаясь коллеге. Выглядел же Дотторе, как и всегда, как человек, чью самоуверенность ничто и никто не может поколебать, а совесть его кристально чиста. Он театрально кланяется Колумбине, после чего широким жестом гостеприимства, словно развалины эти принадлежат ему, указывает на фабрику, на её высокие монолитные стены, вздымающиеся к небесам трубы и чёрные провалы окон без стёкол.
— Прекрасный вид, не так ли, коллега? Если что-то величественное в необратимом распаде чего-то настолько грандиозного.
Он готов поспорить, что размахом она не уступает Заполярному дворцу. И, судя по планам здания, которое раздобыла для Дотторе разведка, куда больше находится под землёй. Возможно, даже уходит далеко и глубоко под воду. Мурашки предвкушения пробегали по коже, и ему не стоялось на месте, но, как известно, поспешишь – не только людей насмешишь, но и голову свернёшь. Свою же голову Дотторе вовсе не горел желанием по-глупому потерять, особенно после того, как она осталась у него в единственном числе.
— Распад необходим для того, чтобы выстроить нечто новое, нечто лучшее. И я весьма благодарен вам за то, что вы составите мне компанию в этой великой миссии.
Можно подумать, они собрались свергать Селестию, а не исследовать богами забытые недра никому не нужной дыры. Или что Колумбина могла не выполнить приказ самой Её Величества. Или что Дотторе действительно рад и счастлив её сопровождению. Он, который обычно брал с собой куда либо компанию либо в качестве пушечного мяса, либо как подопытных, которые так или иначе в любом случае не вернутся назад. А зачем их беречь, если полно как тех, кто желает послужить Снежной верой и правдой, любой ценой, так и тех, у кого нет выбора, кроме как отдаться армии и надеяться на лучшее. Ах, да, и, конечно же, дураков, прельстившихся яркой обёрткой «прекрасных слуг Царицы» и маячащей на горизонте блестящей славой, совершенно не представляющих себе, что на самом деле придётся делать и чем жертвовать. Их даже никто не хоронил как следует в большинстве своём — не то, чтобы не хотели, просто некоторые задания включали в себя такую опасность, что порой не оставалось тела, или же считали нецелесообразным соваться туда, чтобы это тело достать. Только потеряли бы ещё больше людей.
— Как вы посмотрите на то, чтобы проникнуть внутрь через окно? Видите ли, я бы не хотел делать лишние отверстия, ведь нам потом это чинить. Когда фабрика вновь придёт в действие, нам не нужны будут незваные гости.
А некоторые досужие индивиды воспринимали пролом в стене как приглашение войти. Конечно, ему всегда пригодится живой материал, но слишком много трагических несчастных случаев насторожит правительство, и, того гляди, явятся жандармы.

Вот поэтому, в частности, Чжунли и не подозревал Люмин ни в каких дурных намерениях. По её поведению, по тому, как она говорила, не нужно быть семи пядей во лбу, чтобы догадаться – ничего плохого она не хочет ни ему, ни проживающим в этих краях людям. И сама же себя в первую очередь казнит, если ненароком кого-нибудь ранит. Да, она отличалась от всех, кого он доселе встречал. От неё пахло звёздами и невиданными дорогами, на которые даже ему не суждено ступить. И почему-то он не сомневался, что однажды Люмин будет способна превзойти его в силе. Но ничто из этого не служило для него достаточным аргументом, чтобы отказать ей в помощи и совете. Ищущий обрящет, такова истина его жизни. Если Чжунли хоть раз поступит иначе, то перестанет быть собой. И дело, конечно же, не в долге перед Селестией, обязавшей всех Архонтов служить на благо человечества. Он действительно этого хотел.
- Не беспокойтесь, пожалуйста, полностью сосредоточьтесь на тренировке. Я ведь сказал, что вам нечего опасаться, пока я рядом. Это значит, что я смогу взять ситуацию под контроль, если что-то пойдёт не так. Я восстановлю то, что вы разрушите, если так получится, а, если разрушение будут слишком велики, я компенсирую причинённый вами ущерб и сам поговорю с хозяевами. Обещаю, что ни одно живое существо не пострадает в результате ваших упражнений.
Чжунли улыбнулся и деликатно коснулся её плеча, поощряя продолжать. Прикосновение вышло недолгим, он, конечно же, ни в коем случае не позволял себе лишнего. Он очень любил наблюдать за успехами других, как вчерашний птенец, боящийся расправить маленькие и ещё слабые крылья, сегодня парит в вышине, подставляя себя потокам ветра и состязаясь с ними. Люмин напоминала новорождённый бутон диковинного и невероятного цветка, и Чжунли хотелось увидеть, как каждый его лепесток уверенно расправится навстречу солнцу.
- Как только вы освоитесь с основами использования элемента, вам предстоит выбрать из трёх направлений развития стихии. Первое из них – это атака. Вы специализируетесь на создании объектов, наносящих наибольший урон. Например, обрушить на головы ваших неприятелей каменный дождь, или призвать из земли острые шипы, пронзающие оппонента снизу, или заточить его в янтарь, стенки которого будут постепенно сжиматься, пока не раздавят. Второе направление – это защита. Стихия гео позволяет использовать множество самых разнообразных барьеров, усложняющих врагам процесс вашего устранения. Например, вы можете окружить себя каменными стенами или создать подвижной щит из чистой гео энергии. Третий же вариант не боевой, это – создание различных элементальных конструкций, таких как плотина, лестница, мост, колонны. Это подойдёт вам, если вы собираетесь выбрать более мирный путь изучения мира. Конечно, так или иначе вам придётся изучать все три пути, но развить до совершенства получится только один. Я знаю множество мечников, совершивших эту ошибку. Они считали себя гениальными, и действительно были талантливыми. Они подхватили понемногу отовсюду, но ни в чём не преуспели по-настоящему.
Существовала и ещё одна причина, по которой он так говорил. Что-то подсказывало ему, что в перспективе эта девушка может получить доступ и к другим элементам, и тогда ей в любом случае придётся трудно. Так или иначе Люмин предстоит выбирать, что для неё наиболее приоритетно.
Его слова текли плавно и размеренно, хорошо поставленная речь и правда звучала как лекция, любое учебное заведение с радостью приняла бы такого наставника. Ему ведь уже не раз говорили, что, если по какой-то причине придётся прекратить работу в ритуальном бюро, какая угодно школа или институт с готовностью распахнут перед ним двери.

Даже сам воздух ощущался наэлектризованным, переполнял чувством присутствия опасности, идущей отовсюду - и это бодрило. Доктор настолько отвык от того, что ему может хоть что-то угрожать, что-то, что действительно способно ему навредить. Хотелось раскинуть руки, встав под насыщенное мрачной тяжестью грозовых облаков враждебное, злое небо, и, смеясь, закричать во весь голос - ну же, возьми меня, если сможешь. И, когда разряды прошили бы его тело насквозь, продолжать смеяться. В этот момент он чувствовал себя гораздо более живым, чем когда-либо прежде.
О, да, безусловно, ему положительно нравилась Инадзума. Она не скрывала свою агрессию за масками приветливости и благополучия. Доктор очень устал от этих идеально прилизанных дипломатов, от стран, кичащихся дружелюбностью и открытостью ко всем. Во-первых, он такому не верил. Во-вторых, они напоминали ему тех наивных добродушных собак, избалованных всеобщим вниманием, готовых подставить беззащитное брюхо любому, кто проявил к ним ласку.
Но поддаваться эгоистичным порывам ему некогда, он здесь ради работы. И впервые за долгие годы эта мысль вызывала у Дотторе тяжёлый вздох.
Всё в лаборатории функционировало исправно. Как только какое-либо оборудование подавало хоть малейшие намёки на то, что его работа может ухудшиться, Дотторе немедленно выбрасывал его и заменял новым. Во множестве ёмкостей, расставленных вокруг, содержались образцы самых разных объектов, некоторые – живые, и он мог в любую минуту пробудить их, просто открыв контейнеры. Другие представляли собой смеси разнообразнейших веществ, в том числе и уникальных, созданных им искусственно или добытых из редчайших источников. Дотторе относился к тому типу учёных, которые, если им сказать, что эти растения, животные или птицы занесены в список уникальных, вымирающих видов, он бы с воодушевлением ответил, что тем более нужно поскорее их изучить, пока они не исчезли.
Колбы, бутыли, огромные, наполненные жидкостью цилиндры, реторты, трубы самых разных форм и размеров были в прихотливом порядке расставлены по всему помещению, их нарядная разноцветность создавала ощущение, что здесь идёт подготовка к какому-то грандиозному празднику. Празднику, размах которого прогремит на всю страну. Празднику, который непременно станет незабываемым.
Но тут же, стоит лишь вспомнить, кто хозяин всего этого великолепия – не останется сомнений, что весело будет только ему.
До появления гостя, которого он пригласил, оставалось больше часа, и Дотторе решил погрузиться в письменную работу, наблюдая за ходом реакций внутри реторт. Неторопливо прохаживаясь по стерильно чистому, зеркально надраенному полу - подчинённые прекрасно знали, что, если останется хоть одна пылинка, следующим объектом опытов вполне могут стать они, или, что даже хуже, их заставят убирать химически активные остатки, после которых могли проявиться абсолютно любые случайные симптомы чего угодно, - Дотторе с искренним, живым, по-детски непосредственным любопытством заглядывал то в одну ёмкость, то в другую. Он улыбался и что-то деловито записывал в блокнот.