«Я чувствовал спиной его взгляд» - расхожее выражение. Биологи объясняют это чувство доставшимся человеку от предков инстинктивному умению распознавать опасность по едва уловимым теням или шорохам, эзотерики расскажут вам про потоки энергии, которые излучает преследователь, а психиатры спишут все на паранойю. Рид был склонен признать возможной догадку первых и вполне доверял выводам последних, но сейчас, несмотря на боязнь оказаться в палате, открывающейся только снаружи,  был уверен, что взгляда никакого на самом деле не ощущает, а просто знает по опыту: Морган идет следом.
Дерек это умел: влететь в чужое личное пространство, прижать к стенке и вытянуть все, что таишь за душой. Не потому, что агенту так нравилось лезть в чужую жизнь, а потому, что помощь бывает нужна не только тем, кто о ней просит. Да и секреты хранить их заставляло не желание иметь что-то свое, сокровенное, принадлежащее лишь тебе, хотя именно так все обычно пытались оправдаться. Нет, человек склонен умалчивать о чем-то слишком болезненном, или о том, что заставляет испытывать стыд. Джей Джей не говорила о сестре, Морган не говорил о детстве, а сам Рид долго скрывала от отдела свою мать. Нет, стыдился он не матери, а того,  что силой  отправил ее в больницу, навещая совсем редко – боясь смотреть в лицо возможному будущему. Никто лучше них не знал, что прошлое нельзя перечеркнуть, став новым человеком, и потому, возможно, никто лучше них не вкладывал столько сил, чтобы оберегать тайны своего прошлого.
Все это Спенсер знал, но не умел, подобно Моргану, выбивать запертые двери. Он мог пытаться проявить участие, склонить к откровенности просьбой или проникновенной речью о дружбе, но не находил в себе смелости вломиться, если перед ним провели черту.
Шаг в открывшиеся двери делают синхронно. Рид жмет кнопку первого этажа, и лифт смыкает свои двери, на короткое время отрезая их двоих от всего остального мира и позволяя Моргану вспомнить один из самых неприятных моментов, которые Спенсеру приходилось переживать. Только мотает головой: нет, это совсем другое. Там он был одержим, причем, не столько желанием понять, докопаться до истины, сколько банальной местью брошенного когда-то ребенка. Здесь же нужно было сделать выбор, который мог круто изменить судьбу небезразличного ему человека не в лучшую сторону. И в уравнении сплошные неизвестные.
- Я должен был попытаться, - косится на Моргана, едва заметно улыбнувшись. Он не злился за эту настойчивость, скорее даже был благодарен, ибо его умение принимать решения в критических ситуация оставляло желать лучшего. Сейчас он берег не свои секреты, а хотел уберечь Дерека от возможных последствий, но когда они бросали друг друга из-за призрачной угрозы? Неважно, карьере, свободе или жизни.
- Только давай не здесь, - покорно приняв неизбежное, излагать Моргану все сию же минуту, в центральном холле, считает излишним. Конечно, с большой вероятностью на них никто не обратит внимания – в этом здании головы у всех настолько забиты своими делами, что и лобовых столкновений в коридорах порой избежать не удается. И все-таки хочется уединения, подходящего ситуации.
Через двери главного входа и налево, на стоянку, - здесь им вряд ли кто-то помешает, а запрет на разглашение информации для местных работников, опять же, явление обыденное, и никому не будет дела до того, о чем там решила пошептаться пара агентов. Резко затормозив, Спенсер лезет в свою сумку и после недолгих поисков среди кучи бумаг, которые пришлось поспешно туда бросить, извлекает свернутый номер вашингтонской газеты, однако, продолжает держать его в руках.
- Я должен был встретиться вчера вечером в Вашингтоне со старым школьным приятелем, - начинает тараторить в своей привычной манере, хотя и немного нервничая.  – Он сказал, что срочно нужна помощь, и когда я был уже на месте, позвонил снова, попросил как можно скорее забрать его. Все твердил «я не хотел», «меня заставили». Нашел его в какой-то подворотне, увез, потому что он страшно паниковал и твердил, что его обязательно убьют. Было  не до расспросов. Я всю дорогу пытался дознаться,  о чем речь, и он, видимо, боялся, что я привезу его в полицию или в ФБР – выскочил из машины на светофоре, и с тех пор его телефон не отвечает.
Выдохнув и словно опомнившись, Рид протягивает Моргану газету. Пока предыстория не объясняет всей сути проблемы, но и обойтись без нее было никак нельзя.
- Наткнулся сегодня на это объявление, - наклоняет голову на бок и указывает напарнику на короткое сообщений в самом низу страницы, в котором говорилось о розыске вашингтонской полицией голубого Volvo Amazon, водитель которого мог стать свидетелем преступления. – Номеров, у них, видимо, нет, но искать им придется недолго. Сколько их может быть в Вашингтоне и окрестностях?
Рид хоть и являлся для команды ходячим сборником статистики, были такие факты, которыми ему не приходило в голову интересоваться. По-прежнему оставалась логика: старя машина, большая часть уже не на ходу или отправилась на свалку, часть отсекалась по цвету – и в конце список окажется очень коротким.
- Почему наши свидетели всегда описывают машины как «вроде это был белый седан», а мне достался какой-то знаток старых автомобилей?
Сам Рид никого не заметил, слишком торопился и много отвлекался. Ему казалось, на той улице вообще не было ни одной живой души. Вот где пригодились бы глаза на затылке. Впрочем, какой толк знать, кто именно отправил к тебе полицию? И они в своих пресс-релизах тоже делали так: говорили, что разыскивают свидетеля, а не преступника, чтобы люди сдавали своих друзей и соседей из искреннего желания помочь, вместо того, чтобы ощущать себя предателем.
- Я не знаю, что там произошло, но, думаю, не карманная кража. И пока я могу делать вид, будто не видел этой газеты, только рано или поздно полиция все равно появится у меня на пороге. Или, что хуже, на пороге Хотча.
Смотрит на Дерека в ожидании реакции на свой сумбурный рассказ, беспокойно заламывая пальцы. Конечно, Морган не кинется на него с обвинениями, вообще не попрекнет: такое если и можно ожидать, то лишь от Хотча, да и он наверняка просто пожурит для поддержания марки. Вроде бы удобно, тем не менее, роль мальчишки, на которого даже всерьез не могут рассердиться, временами ударяла по самооценке.
Риду было стыдно. Да, он не собирался втягивать отдел в неприятности, сам не собирался ни во что влезать, но в очередной раз чувствовал себя шестилеткой, которому нечего сказать в свое оправдание, кроме как «я нечаянно» и виновато потупиться в пол. С должностью агента ФБР и званием профайлера совсем не вязалось неумение оценивать ситуацию и предсказывать последствия. И все всегда заканчивалось одинаково: друзьям приходилось его спасать.

Мне совершенно не нравится зависимость. Никто не смеет подчинять Двуликого. Ни те, кто владеют чёртовым продажным городом, ни правосудие, ни даже...любовь. Отвратное чувство, цена которому всегда лишь безумие. Такое дикое разрушение мозгов, поданное под слишком сладким соусом, скрывающим самую суть. Возможно даже, что миндальным, чтобы не прочувствовать привкус цианида. Я знаю, что Памела мой мозг разрушила, в очередной раз. И может быть, сделала это не совсем добровольно. Но не думала же, при всём том, что мы ей сделаем скидку?
Жду, когда явится всё же, как в старые-добрые. Мы так часто были врагами, что это почти можно было уравнять с временами союза. Действовать совместно, не доверяя друг другу, стало почти привычкой, въевшейся под кожу. Наверное, кто-то мог бы придать этому романтизированный окрас, с учётом всех обстоятельств. Вот только, одно всё в этом важно всегда было. Весь мир подчиняется одному лишь этому простому желанию: каждый просто любит получать то, что желает. И не важно, что это, прогнивший город с ароматом протухшего мяса или те, кто смогут выступить рядом, на твоей стороне. Пока удобны, вне всяких сомнений. Потому в слове "союзники" нет и части от слова "вечность". Помнится мне прекрасно, что когда-то Харви Дент был влюблён. И кажется, весьма по-настоящему, несмотря на использование феромонов, когда их действие сошло на нет. Общее будущее, милые детишки рядом и Готэм, избавленный от преступности. Золотая мечта. Дважды ха-ха. Ровно так, чтобы было первое из чётных чисел.
Наш дорогой прокурор Дент никогда не был счастлив по-настоящему. Может быть и не зря говорят, что невозможно зашить раны, причинённые родителями в детстве? Впрочем, с некоторыми покорёженными кислотой лицами того тоже не сделать. Слушать невозможно было все фальшивые утешения, что всё ещё будет нормально. Тот, кого называли Аполлоном, Светлым рыцарем, давно уже был мёртв. Ещё до того, как заглянул однажды в зеркало больничной палаты. Вся эта продажность, обманутые надежды...Истинность, которую все сочли уродством. Как всегда, две стороны одной монеты. Но лик пригляден лишь тогда, когда честно отражает душу. Кажется, Харви Дент облажался. Всё решает слепая удача. Или слепое невезение. Как Фортуне вдруг того захочется. Бросок монеты определяет жизнь или смерть. А иногда не более, чем на кого сделать ставки.
Монета взлетает в воздух и вновь падает в руку покорёженной стороной. Так приятно пальцами ощущать неровность металла. Почти успокаивает, несмотря на все внешние обстоятельства. Вроде тех, что чёртова жёнушка устроила в последнее время. И кстати, довольно странно, что никого не разводят автоматически, как только они становятся теми, кого называют "суперзлодеями". Очевидно же, обречённые тандемы. Хотя, если так подумать...Монета вновь взлетает в воздух. Приходится ждать, когда Плющ появится. Всё уже готово к этой встрече, настоящая вечеринка только для Двуликого. Во время которой мы определимся с тем, какой ущерб был нанесён репутации и гордости. Сложно сказать, что последнее в этом городе в  таком уж ходу, но хотелось бы оставить при себе. Как напоминание о прошлой жизни.
Совершенно точно, повелительница растений не знает, что её ждёт, в условленном месте нашей встречи. Все последние месяцы, проведённые словно в тумане...Наверное, это было даже неплохо. Дикая возбуждённая страсть, совместные убийства...Можно назвать весельем. Если бы речь шла о тех, кто не нравится Двуликому. А ещё, убирать он предпочитает тех, чья смерть приносит ему дивиденты. Ну, или просто решает текущие проблемы. Вовсе не тех, кто плохо обращается с деревьями. Никто за такое не заплатит. Наверное, на них плевать даже Фортуне.
Да всем, собственно говоря, кроме зелёной леди. Какой мерзкий повод для знакомства был. Пытаться убить собственного будущего мужа за то что согласовал строительство торгового центра. Или чего-то ещё. Спустя время и тысячи разных причин, Харви сам не мог вспомнить, как дело там было.
Ярость переполняет душу от всех мыслей, так грязно заполняющих голову. Двуликий - криминальный босс этого города с вонью освежёванного тела быка и его судия. Не марионетка в руках Ядовитого Плюща. Она ему служит. Она вершит то, что ему требуется. Но не должно быть иначе. Может быть, миссис Айсли-Дент  и способна быть командным игроком, но даже с учётом свадьбы, ей не было предложено равного партнёрства. Почти живой интерес вызывает то, как она воспользовалась ситуацией. И одновременно злобу. Снова ссоры, ссоры, ссоры...Для чего люди сходятся? И рядом остаются те, кого давно таковыми не считают?
- Проследите, чтобы здесь не было ни намёка хоть на один росток. Ничего зелёного, живого и связанного с природой. Лениво приходится наблюдать за тем, как все копошатся здесь, пытаясь не облажаться. Сил у Плюща достаточно, сомневаться не приходится. Харви был глуп и влюблён, и когда возвращается, мне не нравится это. Но нам приходится исправлять ошибки, что становятся общими. Доктор Айсли вот-вот прибудет сюда, уверенная  в полном нашем подчинении ей. Словно, именно здесь, на огромном складе, хранится техника, которую завтра будут использовать, чтобы снести огромный парк на севере. Её супруг предложил уничтожить всё ещё начала. План показался хорошим. И техника тут правда есть, но вопросы по зомбированию куда серьёзнее. Можно любить жену. Можно делать это, даже если она - Ядовитый Плющ. Но вынужденное подчинение приводит в ярость. Этого не должно было случиться.
Вижу, как приближается один из прихвостней, никому не даю имён и стараюсь не запоминать. Выглядят одинаково, думают одинаково и не представляют никакой особенной ценности. Были когда-то первые помощники...но столько времени прошло. Личности уже имеют мало значения. К тому же, нам легко пустить их в расход, когда это требуется. Голова должна думать об увеличении капиталов, власти над территорией и всей остальной грязью этого города. Ещё столько копов и прокуроров, что претендуют на звание хороших парней, но при этом, предают свои мундиры за бесценок...Этот город никогда не изменится, пожирая души, совесть и сердца. Тёмного рыцаря недостаточно, чтобы это исправить. Если вспомнить особенно то, что он никого не способен спасти.
А ведь Харви доверял ему. Думал, что они вместе защищают этот мерзкий город. Готэм можно лишь ненавидеть. Его изнанкой, истинной стороной, всегда является лишь боль. Блэкгейт и Аркхэм не заполнены плохими людьми. Лишь теми, кто стал ему под стать. Искорёженные, изуродованные, познавшие с детства, что такое насилие...ах, да. Всегда забывается, кто тоже помнил всегда, как отец выбивал из него всё дерьмо под настроение. Он помнил это, даже став прокурором. Говорят, психика повредилась ещё в детстве, а остальное - последствия. Нет, нет, нет. Все эти чистые помыслы о том, что он защитит остальных. Нет. Слишком ублюдочно, чтобы просто тянуть даже на глупую шутку. Когда Харви говорит, что мы должны и не должны делать...Мне приходится ему напоминать каждый раз, чего он добился. Отвернулся даже лучший друг. Разрушена была даже его семья, которую он любил.
Хотя, последнее возможно из-за несхожести характеров. Несмотря на то, что с женой снова вместе. Это даже легко назвать любовью. Но вовсе не означает того, что сегодня ей не придётся отвечать за собственные поступки.
- Закройте все ворота и приведите её сюда. Трудно скрывать ярость в собственном голосе, когда её не так уж мало. Двуликого превратила в инструмент своей войны за природу. Хотя, та его никогда не интересовала. Харви был озабочен преступностью Готэма и выборами собственной кандидатуры. Хоть что-то нашлось среди этих золотых фантазий о правосудии. Какое честолюбие. Стать самым молодым окружным прокурором в двадцать шесть лет. Вот это уже звучало хотя бы интересно. Все, за кем он приходил после, были намного старше него, не добившись подобного. Вот только, всё равно виновны были в том, что стало с ним. В том, что были частью системы, породившей Двуликого. Но шёпот, что он слышал в голове, всегда был частью его природы. Пожалуй, стоило бы к нему прислушиваться.
Двустволка находится в руках, но улыбка на обезображенной части лица куда худшее оружие. И монета, зажатая в другой руке, способна причинить куда больше проблем. Когда Удаче задаёшь вопросы, главное всегда уметь их правильно сформулировать. К примеру, это может быть "смерть через выстрел" или "смерть через удушение". Почему бы и нет? Главное не забывать о том, что всё решает случай.
Это даже забавно. Эхо отлично разносится по подобным помещениям, прекрасно слышу звуки борьбы и выстрелы. Никто не ранит Памелу, на то прямой запрет. Но нужны же хоть какие-то способы подавления её характера. Не сможет использовать свои травинки, чтобы причинить вред, но малое утешение, когда известно, насколько может быть опасна. Вот только, здесь слишком много людей в чёрно-белых костюмах. А она одна. Постоянно повторять не уставала, что предпочитает действовать в одиночку. Кажется, иногда это не так уж выгодно.
- Дорогая, помнишь, как вы все были собраны в "костюмированных уродов", когда требовалось избавиться от Фальконе? Сразу четверым приходится тащить, даже закованную в наручники. Трюк больше подходит копам, но если чему Аркхэм и учит, так это тому, что с двумя руками, сцепленными за спиной, куда сложнее наносить удары.
- И вы сделали всё, что было нужно. Всё, что было раньше его, стало принадлежать нам. Есть уверенность, что Ядовитый Плющ не страдает провалами в памяти. Но имеется также нужда напомнить ей о некоторых событиях. Когда погибла даже София, империя того, кто подмял под себя Готэм пала и у него утвердился новый лидер. И шутки очевидно были по части Джокера. Но основная заключалась в том, что это Двуликий всех собрал, от неё, до Пугала, Соломона Гранди и Женщины-Кошки. Так кто был действительно главным? Должен ли он был подчиняться Ядовитому Плющу?
Правда, союз с этими фриками в костюмах был разорван. Когда себя изжил. Не стоит надолго оставаться в прошлом. Оно способно догнать и вогнать нож в спину.
- Так в общем-то, возникает вопрос. Как можно забрать себе власть над тем, кому принадлежишь сама  и надеяться, что не возникнет последствий, когда он придёт в себя? И впрямь, довольно интересно узнать. Так бесцельно использовать собственного супруга, ради каких-то цветочков. Когда ему нужно было следить за собственными территориями. Словно гиены вокруг кружили Пингвин и Загадочник. Иногда появлялся Джокер. Бэйн. Кучки других уродцев, постоянно претендующих на власть. В связи с чем, снова и снова возникал вопрос. Стоило ли заставлять его отвлекаться?
- Не надейся использовать способности, Памела, за много метров нет ни одной травинки. Тут ты бессильна. А я нет. Огромное количество прихвостней расположены по всему складу. Никуда ей не сбежать и не отделаться от разговора. Даже если планы на вечер были другими. Говорят, на семейную терапию стоит ходить, чтобы научиться супругам разговаривать между собой. Можно считать, что сегодня она проводится в подходящих для одного из них условиях.
- Приятно оказаться снова в строю, но возможно, неприятно от того будет тебе. Не угроза и не предупреждение. Просто предположение. Трудно предугадать, как судьба обернётся. Куда проще - задать ей вопрос, в какую же всё-таки сторону.
- Первый вопрос, что возникает, так это...как так вышло. Всё было продумано, не должно было так выйти. Казалось, что  способ решения проблемы уже изобретён. Но как показывают события последних месяцев...Чёрт возьми. Пожалуй, это можно было даже вспомнить как нечто приятное. Всю эту страсть на руинах, секс ещё до душа, в чужой крови, пачкая ею простыни. И всё же, не стоит отвлекаться от сути вопроса.
- Впрочем, проведём разговор в более подходящей обстановке. Столько хочется узнать о событиях прошедших месяцев. Отведите её в ту комнату.  Невозможно угадать, для чего оборудование подобное в таком месте, но оказалось весьма подходящим. Не тороплюсь никуда, пока Плющ ведут в комнату с огромным железным столом и будут готовить к нашему общению. Пока крепко пристегнут всеми ремнями, пока успокоят буйный нрав... Там же ждёт химикат, что будет пущен по венам. О, нет, нет, нет, ничего серьёзного. Всего лишь нейтрализует на некоторое время её способности, чтобы выиграть время на диалог. Использование феромонов может оказаться очень неподходящим моментом.
Разговор или пытка? Монета рассекает воздух, давая ответ.
Ничего страшного. Двуликий - не Джокер. Может обойтись иногда без бессмысленного насилия.
Следовать туда, где привязывают Памелу и вводят ей химикат, несмотря на все угрозы, не так уж далеко. Да и столько людей справляются быстро. Много забавного там ждёт повелительницу растений. Вот только, никогда не нужно забегать вперёд. Если ты, конечно же, не Безумный Шляпник. Но Двуликий им никогда не был даже по слухам.
- Оставьте только нас и смотрите за обстановкой. Огромная железная дверь захлопывается, когда все исчезают, кроме тех, кому нужно поговорить. И диалог должен принести собой ответы, иначе признан будет несостоятельным.
Кому захочется тратить своё время просто так? Особенно, когда уже были упущены месяцы.

khemmis — a conversation with death

[indent] Кармином липким по щеке, прямо к острой скуле. ладонью бисер алый расчерчиваешь. грязновато вышло, признаешь. но никто и не просил об аккуратности. пальцы сами собой тянуться во внутренний карман плаща под мантией, выуживают на лунный просвет, туго скрученную папиросу. тонкий росчерку губ бумаги касается, а треск огня ансамбль гордый заканчивает. протяжный вдох и серые клубы спасительного дыма, вверх устремляются. сгибом большого пальца по кончику носа, предвещая легкую растерянность. ту, что смог бы уловить лишь ты сам. — и это все? думал их будет больше. — оглядываясь на Джагсона, ты про себя ставишь "done" в графе "kill muggle-borns". всего одна нить, в огромной паутине глобального плана Тома Реддла. малюсенькая, тоненькая_пульсирующая венка, что вы разорвали и оставили истекать багряном по персидскому ковру. интересно, откуда у грязнокровок столько бабла, на все эти дорогие, магические вещички.

[indent] Очередная затяжка синхроном с мыском ботинка, что слегка подпинывает плечо отчаянно сражавшегося, но безвременно павшего отца мерзкого семейства. — мертвыми они мне больше нравятся. — изящно огибая несколько тел, не замарав подол мантии в крови, голубые глаза двумя хищниками, за семейный портрет на камине цепляются. локтем на сгибе на край опираешься, банальные подсчеты проводя. — отец .... есть — указательным перстом переводя от персоны на фото, к личности распластавшейся на полу. — мать ... готова — Джагсон уже было собиравшийся стартовать, замялся не понимая, к чему ты развел сию демагогию. — старшая дочь ... лежит в коридоре. средний сын, там, в дверном проеме... а вот этот, мелкий пацан где? —  проведя кончиком языка по белоснежным зубам, зажимаешь окурок отправляя в пламя камина. — мальчишка, он все еще в доме. — из-за плеча бросаешь другу. что тут же натягивает хищную ухмылку на побитое жизнью лицо. — ну что же, видимо это не все веселье на сегодня. начинай снизу, а я пойду наверх. — стряхнув невидимую пыльнику с выступающего манжета, некогда белоснежного, ты расправил плечи и уверенным_широким шагом, пошел в сторону лестницы.   

[indent] Страх как отсутствующий орган, не занимал твои мысли и не болел. что мог сделать маленький мальчик, даже не владеющий магией. оставался лишь этический вопрос. насколько ты — Антоша, ссучившееся животное, готовое прикончить мальца, что по возрасту не шибко старше твоего собственного сына. нормы морали отбиты в черепе ровно настолько, сколь и сострадание к нечестивой крови. что бежит по венам слишком большого количества населения магического мира. эта мерзость, эта, скверна, сродни раковой опухоли, что нужно срочно вырезать. но, предварительно неплохо бы провести точечную терапию, дабы ослабить ее влияние на организм. шаг за шагом, с отблеском свечи на дне зрачка — ну же, где ты, малыш? выходи, выходи, где бы ты ни был... ты ведь хочешь поиграть с дядей. — оказавшись на чердаке, неторопливо осматриваешь кучу мест, где мог бы спрятаться ребенок ростом с метр. не сказать что убийства детей тебе приносят радость. скорей, опечаливают. ведь это мог бы быть полноценный член магического общества в будущем. но нет, их при рождении осквернили не чистой кровью, а значит они вырастут и продолжат это делать уже через своих детей. сохрани жизнь куколке и завтра из нее вырастет колорадский жук, что пожрет весь твой урожай. все это кажется жестоким и не гуманным, но с последним есть проблемы только у сердобольного ордена феникса. у этих вечно, за каждую говняшку сердце кровью обливается.

[indent] Наконец-то, где-то в шкафу послышался скрип дерева. а то эти прятки уже начали порядком утомлять. тебе как и любому магу, после тяжелого трудового дня на двух фронтах, были необходимы горячая ванна и большой стакан огневиски. крепко и одновременно нежно сжимая рукоять палочки, ты медленно открыл створки массивного дубового шкафа. там, под нависающими с вешалок полами старинных платьев и мантий, поджав ноги, сидел маленький мальчуган. светловолосый, с глазами цвета лазури и бисером слез, скатывающихся по пунцовых щекам. ты стал бы лицемером, если бы сказал что забирать жизни маленький детей, проще простого. это не они привели себя в этот магический мир безбилетниками. виноваты их родители, и только они. однако, обязательства, есть обязательства. — Avada Kedavra — тоненькие изумрудные змейки сорвались с  кончика палочки и скользнули к худенькой грудке. пробрались под кожу и опутали дуром бьющееся сердечко. в один миг, грубо сжали и остановили его ход навсегда. в полной тишине, ты услышал шаги по лестнице позади себя. — ты нашел его? — стальной тембр Джагсона, вернул тебя из собственных мыслей в крутящийся момент. — да... уходим, мы здесь и так задержались дольше чем должны были. — махнув подолом мантии, ты буквально слетел с лестницы аки ветер, настолько не хотелось созерцать плоды своего творчества.

[indent] Выйдя из довольно солидного дома на воздух, ты наконец смог вдохнуть полной грудью. все что было там, в доме, разом перечеркнуто и отправлено в послужной список добрых дел. осталось только получить звездочку у Темного Лорда и ты снова тот самый, верный делу пес. распрощавшись с коллегой, ты было хотел трансгрессировать, как спереди в тебя полетела яркая вспышка. ты только и успел, что отпрыгнуть и кубарем прокатиться во сырой траве. наспех, магически, натянув маску с капюшоном — Protego  — невидимый щит заслоняющий от проклятий, дает время встать на ноги. из-за деревьев можно узреть пару тройку волшебников. явно авроры, кто же еще. все твои мышцы напряглись, словно готовясь к последнему прыжку. внешне спокойный вид, ярко контрастировал с бурей внутри. ты так и не решил чего в тебе больше — утащить мракоборцев  в ад, или сбежать не получив и царапины. как итог, безумие сыграло со здравым смыслом в кости и триумфально победило.

[indent] Шелест куста где-то позади, чутко пощекотал слух. — Expulso — направив палочки под рукой назад, ты резво отправил хитрожопого полетать до кирпичной стены. — Protego ... Petrificus Totalus  — пробиваясь сквозь проклятия, грациозно, словно танцуя, краем глаза следишь за Джагсоном, что кажись уже готова свалить с поля боя. вот чертила! нет в тебе духа дуэлянта. — Protego ... Avada Kedavra — последнее заклинание попадает в цель, лаская самолюбие аки любящая хозяйка спинку кота. и вот, когда ты возложил первый кирпич, на алтарь будущих братских похорон в аврорате, твой коллега улетел черным дымом с поля боя. да твою мать! один против троих. нет, ты пожалуй не настолько вошел в кураж. но стоило твоему телу окутаться вантаблэковым смогом, как кто-то из блюстителей правопорядка отправил в тебя искру. острая боль на уровне груди, чуть правей. ледяная плеть пробежалась по позвонкам вверх, прямо в голову. в самый последний момент ты только и успел что трансгрессировать куда-то в заповедник лондона. место, где тебя если и будут искать, то заебутся брать след.

[indent] Приземлившись на сырую землю, ты на краткий миг потерял сознание. маска и капюшон растворились в ту же секунду, потеряв связь с отключившимся на миг мозгом. черная пелена заволокла сознание и дала спокойствие разуму на добрых пару минут. разлепив ресницы от крови что натекла со лба, ты повалился с бока на спину. где-то на противоположной стороне от сердца, пульсировала обжигающая змея, именуемая болью. прижав ладонь к сочащейся кармином ране, твой мозг бил тревогу. палочка? где моя палочка?! через силу нашаривая по листве и траве, грязными пальцами за древко, глубоко выдыхаешь. не обезоружен, все хорошо. палочка как продолжение руки уже более тридцати лет. верная спутница и лучший боевой товарищ. осталось только встать и ... так нет, начнем со встать. упираясь локтем в траву, стискиваешь зубы и на ноги себя ставишь. самое сложное позади. теперь только аппарация и ты уже дома.

[indent] Коснувшись порт-ключа, тебя тут же перекинуло на каменную кладку у врат поместья. хотелось чтобы все в нем уже спали. особенно Дмитрий. ни к чему, сыну видеть отца в таком состоянии. да и Ата, ни чем не заслужила суетиться вокруг тебя. чертов Джагсон! ругая на чем свет стоит друга, ноги понесли тебя к двери. зайдя внутрь и погрузившись в тишину, кровавыми каплями по полу, ты поковылял в свой кабинет на втором этаже.  — Incendio — заклинание тут же разожгло большой камин, в то время как ты, буквально рухнул в большое кожаное кресло подле него. откинув затылок на мягкое, на пару секунд прикрыл глаза. все тело ныло от марш броска по матушке земле. из тишины, сознание беспардонно вырвал скрип двери. из-за ее массива, тут же показалась белоглавая Агата. видимо твой вид оставлял желать лучшего, раз супруга тут же поспешила к тебе с тревогой в мимике. — я в порядке... в порядке. — пытаешься вынуть сигареты из кармана, но рука с раненой стороны не очень то хочет слушаться. — черт.

khemmis — a conversation with death

[indent] Кармином липким по щеке, прямо к острой скуле. ладонью бисер алый расчерчиваешь. грязновато вышло, признаешь. но никто и не просил об аккуратности. пальцы сами собой тянуться во внутренний карман плаща под мантией, выуживают на лунный просвет, туго скрученную папиросу. тонкий росчерку губ бумаги касается, а треск огня ансамбль гордый заканчивает. протяжный вдох и серые клубы спасительного дыма, вверх устремляются. сгибом большого пальца по кончику носа, предвещая легкую растерянность. ту, что смог бы уловить лишь ты сам. — и это все? думал их будет больше. — оглядываясь на Джагсона, ты про себя ставишь "done" в графе "kill muggle-borns". всего одна нить, в огромной паутине глобального плана Тома Реддла. малюсенькая, тоненькая_пульсирующая венка, что вы разорвали и оставили истекать багряном по персидскому ковру. интересно, откуда у грязнокровок столько бабла, на все эти дорогие, магические вещички.

[indent] Очередная затяжка синхроном с мыском ботинка, что слегка подпинывает плечо отчаянно сражавшегося, но безвременно павшего отца мерзкого семейства. — мертвыми они мне больше нравятся. — изящно огибая несколько тел, не замарав подол мантии в крови, голубые глаза двумя хищниками, за семейный портрет на камине цепляются. локтем на сгибе на край опираешься, банальные подсчеты проводя. — отец .... есть — указательным перстом переводя от персоны на фото, к личности распластавшейся на полу. — мать ... готова — Джагсон уже было собиравшийся стартовать, замялся не понимая, к чему ты развел сию демагогию. — старшая дочь ... лежит в коридоре. средний сын, там, в дверном проеме... а вот этот, мелкий пацан где? —  проведя кончиком языка по белоснежным зубам, зажимаешь окурок отправляя в пламя камина. — мальчишка, он все еще в доме. — из-за плеча бросаешь другу. что тут же натягивает хищную ухмылку на побитое жизнью лицо. — ну что же, видимо это не все веселье на сегодня. начинай снизу, а я пойду наверх. — стряхнув невидимую пыльнику с выступающего манжета, некогда белоснежного, ты расправил плечи и уверенным_широким шагом, пошел в сторону лестницы.   

[indent] Страх как отсутствующий орган, не занимал твои мысли и не болел. что мог сделать маленький мальчик, даже не владеющий магией. оставался лишь этический вопрос. насколько ты — Антоша, ссучившееся животное, готовое прикончить мальца, что по возрасту не шибко старше твоего собственного сына. нормы морали отбиты в черепе ровно настолько, сколь и сострадание к нечестивой крови. что бежит по венам слишком большого количества населения магического мира. эта мерзость, эта, скверна, сродни раковой опухоли, что нужно срочно вырезать. но, предварительно неплохо бы провести точечную терапию, дабы ослабить ее влияние на организм. шаг за шагом, с отблеском свечи на дне зрачка — ну же, где ты, малыш? выходи, выходи, где бы ты ни был... ты ведь хочешь поиграть с дядей. — оказавшись на чердаке, неторопливо осматриваешь кучу мест, где мог бы спрятаться ребенок ростом с метр. не сказать что убийства детей тебе приносят радость. скорей, опечаливают. ведь это мог бы быть полноценный член магического общества в будущем. но нет, их при рождении осквернили не чистой кровью, а значит они вырастут и продолжат это делать уже через своих детей. сохрани жизнь куколке и завтра из нее вырастет колорадский жук, что пожрет весь твой урожай. все это кажется жестоким и не гуманным, но с последним есть проблемы только у сердобольного ордена феникса. у этих вечно, за каждую говняшку сердце кровью обливается.

[indent] Наконец-то, где-то в шкафу послышался скрип дерева. а то эти прятки уже начали порядком утомлять. тебе как и любому магу, после тяжелого трудового дня на двух фронтах, были необходимы горячая ванна и большой стакан огневиски. крепко и одновременно нежно сжимая рукоять палочки, ты медленно открыл створки массивного дубового шкафа. там, под нависающими с вешалок полами старинных платьев и мантий, поджав ноги, сидел маленький мальчуган. светловолосый, с глазами цвета лазури и бисером слез, скатывающихся по пунцовых щекам. ты стал бы лицемером, если бы сказал что забирать жизни маленький детей, проще простого. это не они привели себя в этот магический мир безбилетниками. виноваты их родители, и только они. однако, обязательства, есть обязательства. — Avada Kedavra — тоненькие изумрудные змейки сорвались с  кончика палочки и скользнули к худенькой грудке. пробрались под кожу и опутали дуром бьющееся сердечко. в один миг, грубо сжали и остановили его ход навсегда. в полной тишине, ты услышал шаги по лестнице позади себя. — ты нашел его? — стальной тембр Джагсона, вернул тебя из собственных мыслей в крутящийся момент. — да... уходим, мы здесь и так задержались дольше чем должны были. — махнув подолом мантии, ты буквально слетел с лестницы аки ветер, настолько не хотелось созерцать плоды своего творчества.

[indent] Выйдя из довольно солидного дома на воздух, ты наконец смог вдохнуть полной грудью. все что было там, в доме, разом перечеркнуто и отправлено в послужной список добрых дел. осталось только получить звездочку у Темного Лорда и ты снова тот самый, верный делу пес. распрощавшись с коллегой, ты было хотел трансгрессировать, как спереди в тебя полетела яркая вспышка. ты только и успел, что отпрыгнуть и кубарем прокатиться во сырой траве. наспех, магически, натянув маску с капюшоном — Protego  — невидимый щит заслоняющий от проклятий, дает время встать на ноги. из-за деревьев можно узреть пару тройку волшебников. явно авроры, кто же еще. все твои мышцы напряглись, словно готовясь к последнему прыжку. внешне спокойный вид, ярко контрастировал с бурей внутри. ты так и не решил чего в тебе больше — утащить мракоборцев  в ад, или сбежать не получив и царапины. как итог, безумие сыграло со здравым смыслом в кости и триумфально победило.

[indent] Шелест куста где-то позади, чутко пощекотал слух. — Expulso — направив палочки под рукой назад, ты резво отправил хитрожопого полетать до кирпичной стены. — Protego ... Petrificus Totalus  — пробиваясь сквозь проклятия, грациозно, словно танцуя, краем глаза следишь за Джагсоном, что кажись уже готова свалить с поля боя. вот чертила! нет в тебе духа дуэлянта. — Protego ... Avada Kedavra — последнее заклинание попадает в цель, лаская самолюбие аки любящая хозяйка спинку кота. и вот, когда ты возложил первый кирпич, на алтарь будущих братских похорон в аврорате, твой коллега улетел черным дымом с поля боя. да твою мать! один против троих. нет, ты пожалуй не настолько вошел в кураж. но стоило твоему телу окутаться вантаблэковым смогом, как кто-то из блюстителей правопорядка отправил в тебя искру. острая боль на уровне груди, чуть правей. ледяная плеть пробежалась по позвонкам вверх, прямо в голову. в самый последний момент ты только и успел что трансгрессировать куда-то в заповедник лондона. место, где тебя если и будут искать, то заебутся брать след.

[indent] Приземлившись на сырую землю, ты на краткий миг потерял сознание. маска и капюшон растворились в ту же секунду, потеряв связь с отключившимся на миг мозгом. черная пелена заволокла сознание и дала спокойствие разуму на добрых пару минут. разлепив ресницы от крови что натекла со лба, ты повалился с бока на спину. где-то на противоположной стороне от сердца, пульсировала обжигающая змея, именуемая болью. прижав ладонь к сочащейся кармином ране, твой мозг бил тревогу. палочка? где моя палочка?! через силу нашаривая по листве и траве, грязными пальцами за древко, глубоко выдыхаешь. не обезоружен, все хорошо. палочка как продолжение руки уже более тридцати лет. верная спутница и лучший боевой товарищ. осталось только встать и ... так нет, начнем со встать. упираясь локтем в траву, стискиваешь зубы и на ноги себя ставишь. самое сложное позади. теперь только аппарация и ты уже дома.

[indent] Коснувшись порт-ключа, тебя тут же перекинуло на каменную кладку у врат поместья. хотелось чтобы все в нем уже спали. особенно Дмитрий. ни к чему, сыну видеть отца в таком состоянии. да и Ата, ни чем не заслужила суетиться вокруг тебя. чертов Джагсон! ругая на чем свет стоит друга, ноги понесли тебя к двери. зайдя внутрь и погрузившись в тишину, кровавыми каплями по полу, ты поковылял в свой кабинет на втором этаже.  — Incendio — заклинание тут же разожгло большой камин, в то время как ты, буквально рухнул в большое кожаное кресло подле него. откинув затылок на мягкое, на пару секунд прикрыл глаза. все тело ныло от марш броска по матушке земле. из тишины, сознание беспардонно вырвал скрип двери. из-за ее массива, тут же показалась белоглавая Агата. видимо твой вид оставлял желать лучшего, раз супруга тут же поспешила к тебе с тревогой в мимике. — я в порядке... в порядке. — пытаешься вынуть сигареты из кармана, но рука с раненой стороны не очень то хочет слушаться. — черт.

[indent] Собираясь на вечернее патрулирование, Гермиона каждый раз невольно вспоминала обход коридоров ночного Хогвартса в должности старосты. Но в данном случае уместнее было сравнение с вылазкой к жуткому трёхглавому псу на первом курсе в компании двух балбесов, понадеявшись непонятно на что. На удачу? На минимальные навыки в заклинаниях? На подозрения Гарри? С высоты нынешнего опыта тот поступок казался настолько же самоотверженным, насколько и глупым. Трое первокурсников попёрлись навстречу неизвестности, решив, что их сил и энтузиазма будет достаточно, чтобы справиться с любой непонятной ситуацией. В этом все гриффиндорцы. И ведь справились, что самое интересное. Мало того, даже Кубок школы по итогам забрали. Гермиона слегка улыбнулась, вспоминая шокированные лица слизеринцев, когда директор на ровном месте — с точки зрения окружающих — наградил Гриффиндор дополнительными баллами. Вот было время...

[indent] — Грейнджер!

[indent] Гермиона вздрогнула, выныривая из воспоминаний, и подняла вопросительный взгляд на своего напарника, выжидательно застывшего в дверном проёме.

[indent] — Идём? Что с тобой?

[indent] — Да так, ничего, — отмахнулась ведьма. — Воспоминания.

[indent] Она вышла из кабинета и заклинанием заперла дверь. Вложив палочку в чехол, Гермиона убедилась, что остальное тоже на месте — небольшой нож и Беретта в поясной кобуре. Многие из её коллег скептически воспринимали магловское оружие, но здесь, в США, оно могло быть действительно полезным в некоторых ситуациях. Во всяком случае, ей пистолет уже один раз спас жизнь, поэтому ведьма не склонна была считать его бесполезным куском металла. Да и у пули есть свои преимущества перед заклинанием, прежде всего скорость и дальность поражения. А как к этому относились остальные, Гермионе было абсолютно всё равно. Она давно прекратила быть зависимой от чужого мнения.

[indent] — Сегодня как обычно? — уточнил коллега, пока они шли по коридору.

[indent] — М-м-м... давай внесём разнообразие, — уголком губ улыбнулась Грейнджер. — Я беру юг и запад.

[indent] — Как скажешь. Между прочим, луна полная. Есть риск нарваться.

[indent] — Он всегда есть. Сегодня немного больше обычного, — пожала плечами Гермиона.

[indent] — И всё-таки, может, мы вдвоём...

[indent] — Нет.

[indent] Ведьма ответила, пожалуй, излишне резко, поджала губы, но извиняться не стала. Уильям далеко не впервые предпринимал попытку к ней подкатить. Гермиона неизменно отвечала ему глухой стеной. Если бы не спонтанная встреча с Малфоем накануне, может, у напарника и был бы шанс. В конце концов, Грейнджер не могла отрицать, что Уильям вполне в её вкусе. Но появление Драко внесло сумятицу в её мысли и эмоции, заставив замкнуться в себе. Что ж, хотя бы это не повлияло на её способность выполнять работу.

[indent] — Ладно, — только и отозвался Уильям, и весь оставшийся путь они проделали в молчании.

[indent] Гермиона всё-таки ощутила себя виноватой и решила, что позднее непременно загладит вину. Она работала с Уиллом не первый год, из них вышла хорошая команда. Стоило этим дорожить. Грейнджер и без того в своё время по недосмотру упустила слишком многое.

[indent] Покинув офис, они разделились, и каждый отправился патрулировать свою часть города.

[indent] На ум вновь пришло сравнение с вылазкой к Пушку. По сути, ситуация была такая же, с той лишь разницей, что Гермиона стала взрослее и опытнее. В остальном, она шла в ту же неизвестность в антураже сумрачных нью-йоркских переулков, готовых в любой момент исторгнуть из своих недр хоть свирепого оборотня, хоть бандита с пушкой. Никогда нельзя было сказать наверняка, с чем столкнёшься сегодня, и столкнёшься ли. Не исключено, что патрулирование пройдёт без происшествий, а утром Гермиона спокойно отправится домой и будет досматривать десятый сон, пока город готовится к новому дню.

[indent] Первые два часа ничего не происходило. Ведьма размеренным шагом шла вдоль улицы, регулярно ныряя в переулки, иногда подсвечивая себе дорогу Люмосом. Вырывавшийся изо рта пар вспыхивал в его свечении голубоватым облачком и тут же растворялся. В какой-то момент Гермиона остановилась на отдых, перекусив и выпив кофе у маленького магазинчика. За напарника она не беспокоилась — между ними незримой нитью была натянута магическая связь, которая обязательно даст знать одному из них, если со вторым что-то случится. Плюс ко всему, Уилл, хоть и полукровка, прочно подсел на магловскую технику и умел обращаться со смартфоном. По мере прогресса маглов всё больше волшебников начинали пользоваться их изобретениями, ну потому что утверждать в век интернета и мобильной связи, что совы и камины лучше всех, немного странно.

[indent] Закончив перерыв, Грейнджер отправилась дальше, уже предчувствуя, что патрулирование будет скучным.

[indent] И, кажется, накаркала.

[indent] Пробираясь по очередному переулку, Гермиона услышала крики, ругань и безошибочно различила вспышки заклинаний. Выхватив палочку, ведьма под стеной пробежала на полусогнутых до места событий и осторожно выглянула из-за угла. Магов было двое, мужчина и женщина. Оба остервенело швыряли друг в друга различные проклятия, но ни одно из них, судя по всему, цели пока не достигло. В полумраке Гермиона не различала лиц, зато голос женщины показался знакомым.

[indent] Недолго думая, Грейнджер кинула невербальным Ступефаем мужчине в спину. Заклинание угодило аккурат промеж лопаток, бросив его лицом вперёд, на припорошённый свежевыпавшим снегом асфальт. Не опуская палочки, готовая в любую секунду выставить перед собой щитовые чары, Гермиона вышла из тени и неторопливо приблизилась к женщине. С такого расстояния она смогла наконец её разглядеть и удивлённо подняла брови.

[indent] Да ну! Серьёзно, быть того не может. Сначала Малфой, потом Забини, теперь...

[indent] — Паркинсон?

[indent] Это точно была она. Сильно повзрослевшая с того дня, как они виделись в последний раз, на выпускном, но сомнений не оставалось.

[indent] — В Нью-Йорке что, какая-то сходка слизеринцев?

[indent] Внимательный наблюдатель мог заметить, что Гермиона по-прежнему не спешила убирать палочку. Это было скорее привычкой — сначала на сто процентов убедиться в безопасности ситуации. Ведьма понятия не имела, что не поделила Паркинсон с этим волшебником. Она вовсе не исключала вариант, что бывшая однокурсница влезла в тёмные дела, по своей воле или нет, о чём могут пожалеть обе.

"ЭТО КОНЕЦ. ПУТИ НАЗАД БОЛЬШЕ НЕТ, А ВПЕРЕДИ ДОЛГАЯ ДОРОГА ВО ТЬМУ."
[indent] Всё разваливалось на куски прямо на её глазах. Точь-в-точь, как тогда, когда ей пришлось иметь дело с последствиями использования тёмной магии. Это не Лиззи всё рушит, это всё она - Джози. Когда пытается быть правильной, ставить интересы других /насколько бы эти "другие" не были важнее/ выше своих собственных, потому что так она привыкла всё так решать. Отодвигаться в сторону и уступать другим. Уступать, уступать, уступать... Снова и снова. А стоит сделать что-то по её выбору, как страдают самые близкие.
[indent] Вот и вновь, в момент когда она решила, что имеет право принимать лучшие решения пострадала Лиззи. Просто, потому что, "правильное" не всегда хорошее решение. А правильное - это вернуться домой, в своё время, к отцу и школе; оставить позади все те моменты проведенные в прошлом, сделать вид, что никто из встреченных в этом времени не запал в душу, не стал важным, не разбил сердце, которое итак надломлено. И взрываться изнутри, отголоском чувствуя боль сестры, чей яростный крик разрывающий голову изнутри. И в тоже мгновение ощутить острую вину, глядеть в "мертвые" глаза сестры и точно знать - не простит, ни за что на свете. И всё равно пытаться, пытаться каждый раз объяснить, показать, настоять, просить прощения, чувствуя вину за боль сестры, но не считать себя не правой в решении не рушить время. Но "знать и принимать" никогда не было сильной стороной Лиззи и брюнетке приходиться платить несоразмерную цену - притянуть на себя ненависть сжигаемой от боли сестры. Это отдается неожиданными последствиями, Лиззи кидается прочь, а Хоуп предполагает, что той просто нужно побыть одной. Джози сомневается, но спустя время понимает, что они ошиблись, сшибающая на своём пути Лиззи идёт страшной дорогой, а малышка Джози извивается от боли, от отголосков не ею использованной черной магии. Но они уже ничего не могут сделать, ни отец, не Хоуп, ни даже ЭмДжи. Потому что взбалмошная блондинка больше не та, какой они все её знали. Джози смирилась с этим в тот момент когда смотрела в глаза сестры после обращения, уже тогда с кристальной ясностью понимая, назад ничего не вернуть.
[indent] И тем сильнее в ней разгорается жаркое желание сделать шаг в сторону и "будь что будет". Это Хоуп может всё время двигаться вперёд и снова спасать мир, потому что она такой человек, но Джо себя такой никогда не считала. Она легко расстается с магией ради ощущения общности с обычным миром, где ей не надо волноваться о Маливоре или ином зле, она делает шаги в сторону от школы Сальваторе, потому что школа её душит, как душит ответственность за сестру. Она такая трусиха.
[indent] Трусиха, что не может взять на себя обязательство даже за собственные поступки, она снова зарывается в себя, ведь так проще. Пусть другие всё решают, не она. И всё же, перекладывать ответственность на других не является выходом, как бы легко это не было. И Джози приходится через силу участвовать в операции по спасению Лиззи, не потому что она не хочет спасти ту. О, она очень хочет, хочет перестать чувствовать то предательски холодное чувство одиночество, что преследует её все эти дни после обращения Лиззи в вампира. Она очень хочет увидеть сестру, такой какая та была до путешествия во времени. Это эгоистично и лицемерно? Но ведьма мечтает обернуть время вспять и не дать сестре познакомиться с Элайджей Майклсоном, и может это плохое решение, но Лиззи всегда была её частью, как Джози была частью самой Лиз, все семнадцать лет блондинка была незыблемой частью жизни Джозетт, а теперь это не так. Между ними не просто размолвка сестёр из-за парня, между ними кровь и кровь не только самой Лиззи, но чертового не одного десятка жертв. И Джози смаргивает слёзы, которые наворачиваются на глаза, не отводит взгляд и смотрит. Смотрит на ритуал, который изменит абсолютно всё и дрожит. Мир, где Лиззи не "её" до смерти пугает девушку и она медлит, когда ритуал завершается /успешно?/ и круг открылся. Медлит она и тогда, когда команда героев окружает Лиззи и пытается с нею совладать, брюнетка знает наперёд - бесполезно. Лиззи сильна, как никогда в жизни, но она боится не этого. Всего мгновение переглядывания и ведьма видит ответ на незаданный вопрос.
[indent] Конечно же ОН её не вспомнил, шедевральное заклинание созданное объединёнными умами Хоуп и Джози, а также при помощи гримуара Эстер работало как надо, никто ничего не помнит... Кроме них с Хоуп и Лиззи. Поэтому от взгляда блондинки Джози почти физически больно, несмотря на разрыв связи между ними, она четко ощущает горе сестры, но стоит, как вкопанная, ничего не предпринимая. Оттого что просто не знала что сказать и что сделать.
[indent] Она смотрит как сестра исчезает среди деревьев и знает, что дождь прячет слёзы, слёзы которые льёт она сама, а не Лиззи, хотя удар под дых от судьбы получила, как раз сестра-блондинка. Но ведьма не может остановиться, она смотрит и почти не видит, как отец помогает ребятам прийти в себя и готовится броситься вдогонку за дочерью, не видит как благоговейно касается своих оживших родителей Хоуп, она смаргивает слёзы и капли дождя на своём лице и обращает внимание на Элайджу. Новый центр вселенной сестры, который только что ненароком разбил той сердце. И впервые за всё время с момента возвращения из прошлого глаза Джози наполняются решимостью.
[indent] - Мистер Майклсон, Элайджа. - она чувствует неловкость, несмотря на то, что в прошлом она почти угрожала ему за совершенно ненужную связь с Лиззи, да... нет. Не совсем... Я. И Джози растеряно молчит, когда она думала о том, что нужно вернуть Элайджу сестре девушка чувствовала в этом сакральную правильность, но стоило ей поравняться с вампиром на поляне полной трупов... Всё стало настолько сюрреалистичным, что у неё не нашлось слов.
[indent] Она вздыхает словно пытается успокоится, а затем поднимает на него уже не такие испуганные глаза и, - Меня зовут Джози, Джози Зальцман. Вас оживила моя сестра. - она замолкает пытаясь подобрать слова, которые всё не находятся, - Она... я... Это трудно объяснить, но вы первый должны узнать всё.

Миссис Поттер была чудесной женщиной. И все время, пока Сириус гостил у родителей Джеймса, он действительно чувствовал себя, как дома. Он был уверен, что пару раз она даже послала сову Блэкам, мол с их сыном все нормально, он здоров и хорошо питается. Невдомек ей было, что тем совершенно плевать. Особенно, отцу. На самом деле, Сириус просто сбежал первым. Следующим семью должна была покинуть Андромеда, его кузина, собиравшаяся сбежать с маглорожденнвм Тонксом, как только они закончат Хогвартс. Если бы он сделал это позже, то его ожидало бы возможно бесконечное брюзжание о чистоте крови. Зато вот его старшие «сестры» — гордость семьи. И подрастающий Резулус … тот уж точно семью не разочарует.
Все лето они гоняли на метлах, спорили о том, чем будут заниматься после школы, и даже занимались в библиотеке поместья Поттеров. Стоило признать, уже сейчас, что мальчик встал в аппозиция к семье в детстве, скорее из вредности. Его родители и правда были слегка помешанными на чистоте крови. Хотя понятие «слегка», тут явно не подходит. Он разбил сердце матери, которой пришлось вычеркнуть его не только с семейного древа, но и из своей жизни. Ее старший сын, ее любимчик, ее надежда. Так просто предал все, во что они верили.
А потом, в конце лета, видимо не без помощи и содействия миссис Поттер, дом Джеймса посетил дядя Сириуса, Альфарл. После непростого разговора, тот заверил мальчика, что поможет ему деньгами и домом, как только тот закончит Хогвартс. Разумеется, тот понимал, что его отношения с семьей также закончатся, но бросить племянника в беде не смог. Это вселило усеренность, что решение было правильным.
А ещё были они … письма, которыми он обменивался с Марлен. В конце прошлого года он внезапно заметил ее в гостиной Гриффиндора. Та щебетала о чем-то с зазнобой Поттера. Не то, чтобы он был слепым или высокомерным настолько, дабы не замечать девочку, просто в тот раз его осенило, что она … выросла? Причём в нужных местах.
Их взаимные препирательства стали острее, чаще, порой даже обиднее. А однажды Лили назвала его ослом, потому что видите ли, бедняжка Марлен плакала из-за него в школьном туалете. Что ж, порой он и правда был тем ещё ослом, и девчонки, сказать по честному, не первый раз плакали из-за него. А сейчас, как оказалось, он стал ещё более привлекателен для противоположного пола, ведь закрутить роман с дерзким мальчишкой, посмевшим отвергнуть свою семью, было очень круто. Друзья беззлобно посмеивались над ним, говоря, что теперь он полностью оправдывает своё прозвище «бродяги», и никто даже лишних вопросов задавать не будет.
И когда он принял решение оставить семью, и получил приглашение от Поттеров (которые кстати были его дальними родственниками) он решил, что пора начать нести ответственность за свои поступки. Он нашёл Маккиннон, и во время того, как она вываливала на него все своё недовольство, называя заносчивым, невыносимым и ещё десятками нелицеприятных эпитетов, он просто .. поцеловал ее. С девчонками это всегда срабатывало. И с ней тоже. Она правда этого явно не ожидала, и явно … ни с кем до того момента не целовалась. Больше он ее не задирал. Ну почти. Ну может совсем чуть-чуть, скорее по привычке.
— Бедный бродяга, даже подружка по переписке его покинула.
Да и в конце концов сколько ей, пятнадцать? Никто не выходит замуж в пятнадцать… только если по залету. Так что у неё ещё оставались два года в запасе. Но почему это заботило его? Стоит наверное сказать, что выражение «спуталась с Блэком» немного задело его за живое. Только и всего. И в этот последний год в Хогвартсе он теперь хотел сделать так, чтобы Маккинон его действительно запомнила. А ещё он хотел научить эти пухлые губы целоваться по-настоящему.
— Ты так расстроилась, потому что это наш последний год?
Он продолжал вертеть в руках коробочку из под колоды, упираясь локтями и согнутые колени, подавшись вперёд. Он легонько постучал ею о колено Маккиннон, картинно поджал губы и откинулся на спинку дивана.
— Говори, что хотел, и я пойду.
Передразнил он ее и сщурил взгляд, а потом едва заметно улыбнулся.
Зрителей вокруг не было, поэтому он не собирался задирать ее. Но создавалось впечатление, что между ними сейчас была какая-то невидимая стена, будто бы не ему она исписывала пергаменты и перья на школьных каникулах, описывая всяческую ерунду, которой она занималась. А он не представлял, как она улыбается, читая его очередную шутку или байку.

Каждый новый день это борьба с самим собой. С желанием лечь и никогда не просыпаться. Никогда не существовать. Сегодняшнее утро не отличалось от двух тысяч предыдущих, что прошли после... после того, чему он позволил свершиться, чему способствовал и потворствовал долгие годы, найдя в Таносе инструмент в достижении своей цели, когда все было с точностью да наоборот. В принципе удивляться тут нечему — то был равноценный обмен тессеракта на Мидгард. И слава прародителям что он не свершился уже тогда!
Открыть глаза уже подвиг. Встать с кровати победа. Заставить себя что то сделать выигранная война сегодняшнего дня. И все это как обычный утренний моцион. Глубокий вдох. Утро в Йотунхейме стылое. За ночь его скромное жилище остыло — видимо очаг ночью все таки погас. Но привыкнув к холоду, такую мелочь практически не замечаешь. Да и стоит ли замечать, когда йотунская кровь греет получше огня? А если перекинуться в свой истинный облик, завывающая за дверью вьюга покажется ласковым весенним ветерком.
В Утгарде его сегодня ждёт Уль. Его и амулеты, над которыми Локи бился несколько недель кряду, желая, чтобы рунная вязь работала правильно. Их продажа позволит ему не думать, на какие средства приобретать еду в ближайшие пару месяцев. А после как обычно у Уля будет новый заказ на нечто столь же сложное в изготовлении, над чем придётся изрядно потрудиться. Ведь, когда стоит цель, все становится проще на какое то время. Хотя мысли, нет-нет, да возвращаются к обещаниям норн, что не были исполнены, к свершившемуся предназначению, что сломало жизни многих. Локи всегда в эти моменты вспоминает Ньерда. Его крики и упреки. Сильный толчок в грудь, когда тот обезумев от горя, срывал голос на него. И он помнила его слова... Они развеялись у него на глазах. Исчезли сначала мальчики, обратившись пеплом, а следом за ними с воем отчаяния и его любимая дочь. Которую Локи должен был оберегать! Которую он должен был спасти! И Ньерд все спрашивал и спрашивал, где он был. Где его носило, когда он должен был быть рядом с ними? И зачем он явился сейчас, когда здесь его не ждут? То был последний удар судьбы. Его он не вынес. Не пережил. Он его сломал... И, чтобы добить себя окончательно, он забился в этот темный и холодный угол — мир, что по праву рождения принадлежавший ему, но чей престол был потерян в погоне за другим троном — желая замерзнуть насмерть во льда Йотунхейма. И обнаружить, что холода этого мира для тебя не смертельны. Ирония жизни: отрицать в себе кровь великаном и выживать благодаря ей...
Дорога до Утгарда заметена. Да и некому ее прокладывать — в этой глуши он живет один. И идти до подземного города придётся долгие, а главное холодные несколько часов. Никогда ещё решение находиться в обличии великана не казалась Локи столь правильным, как сейчас. И закинув на плечо небольшую холщовую сумку, он был готов идти. Когда он слышит в морозной тишине чьи то чертыхания и хруст снега под чужим ногами, Локи замирает.
— И что это значит? — голос громко разносится по округе. На затылке Локи зашевелились волосы. Голос был ему знаком. Голос был до невозможного его. Но... как такое могло быть? И он спешит. Хочет видеть своими глазами. Хочет убедиться, что ветер Йотунхейма сыграл с ним злую шутку, исказив голос незнакомца. Он первым замечает мужчину, который пытался выбраться из сугроба, чертыхаясь.
— Почему этот чертов Йотунхейм? — в сердцах восклицает мужчина, в очередной раз провалившись по колено в снег. Он откидывает назад смоляные кудри, открывая Локи своё лицо. Его собственное лицо. Локи лихорадочно осматривает своего двойника, не понимая, как такое возможно. Ведь это не шутки его сознания?.. Правда, ведь? Локи натужно сглатывает, вспоминая, как встречался с самим собой в подсознании Сигюн.
— Ты ещё кто такой? — не церемонясь, спрашивает двойник, когда замечает, что за ним наблюдают. Он смотрит цепко. Внимательно. В точности так же, как Локи. И нападает он первым, даже не дождавшись ответа на свой собственный вопрос. Парировать его легко, ударить в ответ, зная собственный стиль боя, ещё проще. Но это даже не драка, а отвлечение внимания, ведь настоящий двойник — не тот, что иллюзия, — пытается унести ноги подальше, не желая вступать в открытый бой, с кем то наподобие великана, на которого сейчас Локи и похож. Иллюзия исчезает, стоит только нанести по ней хотя бы один удар, а руки меж тем сами сплетают заклинание банальной подножки, которая настигает двойника и тот падает в сугроб лицом вниз. Его ругань тонет в снеге, и становится только глуше, когда Локи подходит к нему ближе.
— Отвечай. Кто ты и откуда пришёл? — ощутимый тычок в ребро носком сапога заставляет двойника развернутся лицом к Локи. — И главное как? Все ближайшие лазейки мною запечатаны. — острие ледяного кинжала, что возникает по желанию Локи, упирается прямо в подбородок двойника.
— Ты кажешься мне знакомым. — двойник смотрит сначала на кинжал, потом в глаза Локи.
— Не сомневаюсь. — с сарказмом ответил Локи. — В теперь подыми руки так, чтобы я их видел и отвечай на заданные вопро... — что ж этот двойник не был игрой его воображения, и он определено не был самозванцем, присвоившим его личину, потому что такая ловкость рук ему была знакома. Двойник резко выбрасывает руку вперёд, метя возникшим кинжалом Локи в бок. Ледяной кинжал зазвенел, встретив удар. За следующими движениями рук своего двойника Локи еле успевает уследить, и, когда понимает, что то что он пытался вызвать из-под пространства является тессарактом... не может поверить своим глазам. Он делает резкий выпад вперёд, выбивая из рук двойника камень пространства и желая, наконец, получить ответы на свои вопросы, который с каждой секундой становятся все более необходимыми. Двойник с разочарованным вскриком пытается ухватится за камень, неловко размахивая руками, но мгновением позже нелепо замирает на месте.
— Нет... — в его голосе паника. — Я не мог прыгнуть в паралле... — окончание фразы Локи не услышал — двойник с громким противный хлопком исчезает в той самой нелепой позе, в которой замер. Локи в замешательстве смотрит на опустевшее место и медленно переводит взгляд на тессеракт, что лежит в снегу, озаряя его ровным голубым светом. Проклятый камень пространства!.. И снова в его власти. Локи делает шаг назад, мотая головой. Ему хочет иступлено шептать «нетнетнет», но губы не слушаются. Останавливается. Руки опускает. Не желает он более прикасаться ни к одному камню бесконечности. Хватит!.. Отводит взгляд от артефакта. Уговаривает себя просто уйти. Забыть. И... все же делает шаг вперёд. Руку протягивает, с которой ледяной кинжал ледяной крошкой сыпется. Касается самыми кончиками пальцев, чтобы удостоверится в его реальности. Чтобы понять, что это не плод его воспалённого разума. Знакомый рывок в районе солнечного сплетения говорят о реальности происходящего. Когда его ноги касаются бетонных плит, он готов чертыхаться и выть в голос от насмешки судьбы. Ты смеёшься, Урд? Тебе весело? Хочется прокричать это в голос. Громко. Надрывно. Сколько ещё нужно выворачивать его жизнь наизнанку, чтобы добиться желаемого результата?
Локи громко вздыхает. Пальцы словно прикипели к камню, не желая выпускать его. Бросать такой артефакт сейчас, неизвестно где, было бы безумием. А от него Локи, как он надеялся, ему удалось избавиться. Поэтому тессеракт исчезает в подпространстве, чтобы после по мановению руки Локи появится в случае своей необходимости. Голубое свечение все ещё стоит ярким пятном перед глазами. И Локи с трудом верит в происходящее.
Он обводит взглядом место, в которое перенёс его тессеракт. По общей запущенности и конструкциям он понимает — Мидгард. Он снова очутился в проклятом Мидгарде! Он передергивает плечами, набрасывая на себя свою привычную за долгие годы жизни личину, когда за спиной чувствует колебания воздуха и магии. Жар энергетического хлыста, что обвился вокруг него, неприятно жжёт кожу даже сквозь слови его одежд. Локи устало вздыхает. Оборачивается к тому, кто это сделал.
— Ты? — не без удивления восклицает Локи, когда узнает в стоящем мужчине мага из Нью-Йорка когда то встреченного им вместе с Тором. — Только не говори мне, что я опять попал в этот чертов Нью-Йорк! — он сокрушенно качает головой, снова передернув плечам, и выпускает довольно сильный магический импульс, чтобы сбросить с себя лассо. — Не смей проворачивать со мной опять свои фокусы. — говорит со всей серьезностью Локи, не желая вступать в открытую драку с магом Земли. Но что такое слова? Пустой звук. Поэтому когда следует удар, он приходится на выставленный щит. — Знаменитое мидгардское гостеприимство! — сарказм в голосе Локи сочится ядом. — Убери своё оружие и дай мне уйти!

Сама не знаю, как же так всё получилось. Что за страшный "привет" от самой судьбы-матушки, которая так посмеялась надо мной в этот вечер. Какой-то миг и все события набрали просто бешеную скорость, мелькая обрывками и фрагментами 'картинок'. Значительно после - тоже. До сих пор помню жуткий визг тормозов, что разрезал воздух. Только вот не знаю, не помню точно, моих или чужих. Яркая вспышка сбоку, от машины, что вылетала с полосы встречного движения на полной скорости. Словно и не было никакого ограничения в городе. скоростного режима, который всем соблюдать стоило бы. В любое время суток. В большом иль в малом потоке машин. Словно и не существовало никаких правил, которые подобным образом нарушены были в тот миг. Я не успела среагировать толком. Резкая боль была мне на то доказательством, как и скрежет металла, разлетевшееся в дребезги стекло. Подушка безопасности не помогла совершенно. Кажется, даже, нанесла только больше ущерба, врезаясь в грудную клетку, когда подаренное мужем авто стало превращаться просто в смятый металл. В бесформенную груду железа, а меня в покалеченную 'куклу', в жертву обстоятельств, что ещё дышала, до приезда спасателей. Как сквозь туман слышала голоса случайных свидетелей, что остановились помочь. Они бы не смогли достать меня сами, но помощь вызывали. Слышала и вой сирены скорой, которой было тут уже нечего делать. Иронично и даже забавно, что в этой моей смерти прошу винить не мужа, а какого-то случайного козла, которому, от всей своей души, пожелала не дожить до нашей следующей встречи. Может и грубо, но кто просил его становиться причиной страшного дтп, в котором я умерла?
И не важно, что уже ближе к ночи непременно оживу. Ему-то того не знать. Как и многим людям, что стали свидетелями аварии, о которой, непременно, ещё и сюжет снимут. Мне, конечно, не мелькать на экранах после, чтобы объяснять, как же я "выжила", коль уж факт смерти зафиксирован был, но приятного все равно мало. Пусть кукла и заклинание не позволят мне окончательно упокоиться, пока цел подарок матушки, да только кто мне мои нервы компенсирует? А болевые ощущения? Не только те, что при столкновении ощутила, но и после уже, когда вновь с супругом окажусь на одном ложе? Не смешно это, каждый раз возвращаться девственницей и всё заново ощущать. Только в этот уже раз даже Горыныча не обвинить толком. Даже, поди, не подозревает, что с супругой могло произойти. И кто знает, когда узнает. На тот свет меня отправил не он. Не с него и спрашивать за это. Неужели никто не объяснял, что "не можешь - не берись"? Или права ему подарили вместе с машиной, забыв сие поведать и уточнить? А ведь из принципа потом узнаю, что с ним стало. И если всё так же буду ещё зла, а он вполне себе не в гробу, то ждёт его участь незавидная. Конечно, не такая как девиц, которых Горыныч порой в своих объятиях сжимал, мне назло. Те очень даже неплохую теперь композицию составляют, на дне пруда, русалки недоделанные. Но фантазии моей и на этого урода предостаточно будет, коль уж виноват в событиях, что и машину угробили мою, и меня саму в путешествие на тот свет отправили. Недолгое, правда. Только разве это оправдывает его? А если бы не в мою машину вылетел? Если бы за рулем была не я, что живет уже несколько тысячелетий, а простая девушка, которой подобного столкновения и не пережить? Впрочем, о том думать мне тогда и не с руки было.

В себя прихожу от холода, что буквально до костей пробирает. Словно кто окно открыл, в пору зимнюю, да так и не закрыл толком. Сквозняка только не хватает. Впрочем, от последнего бы и не отказалась, кривясь от запаха странного и неприятного. Незнакомого дня себя. Резкий, сбивающий столку. Ну, и куда я угодила?
Версия, конечно, появляется значительно раньше, чем глаза открываю. Не забываю я обстоятельств, при которых в темноту провалилась. Смерть очередная настигла, да только не её я добыча. Не в этом мире ещё. А значит в этом веке пусть мне в самый что ни наесть морг. Дом умерших, покуда их тела не передадут родственникам, если таковые найдутся. Моих, конечно, им уже не сыскать среди живых, но вот мужа может и оповестили. А может и нет ещё. Не знаю я порядков этого места. Да только не нравится оно мне уже, когда всё-таки в себя прихожу и глаза открываю. Помещение, что видало свои лучшие годы давно уже, в котором, к счастью, из живых только я. То-то было бы криков и шока, если бы кто из местных работников был ещё на своем месте рабочем, а я бы села. Впрочем, о том сейчас тоже особо думать не хочу.  Ежась от холода окидываю себя взглядом, прижимая к груди не то простынь, ни то ткань какую-то, которой меня и накрыли. Не мешок и на том спасибо, наверное. Только вот не радует меня тот факт, что очевидно очнулась я уже после того, как надо мной 'поработали'. На мысли такие наталкивает отсутствие одежды. Ещё бы холод ни ощущала. Это мёртвым плевать, да местным, быть может, что явно в своей одежде пребывают. А мне как быть? Не могу же я так выйти к ним. Да и покинуть стены этого заведения тем более. Делать-то чего теперь? Может и ведьма я, да только перемещаться не умею, как и одежду из ничего достать. Придется уж как-то иначе. По-старинке. Главное, чтобы никто не додумался заявиться, чтобы проверить трупы. Всё ещё не представляю, как объяснять факт того, что в себя пришла. С такими повреждениями, как были у меня, неожиданно не воскресают. Обычно. Только знать простому люду не стоит, что не обычная я девушка. Так что, лучше бы мне поскорее попалась моя одежда. И телефон. Вот последнее, быть может, даже более актуальное. Знаю, кому позвонить стоит, да известить, если ещё не в курсе случившегося. Надеюсь, что Горыныч в зоне доступа, а не отправился опять к кощею или на работу. Для него, в принципе, оба варианта подходящие в такое время.

Поиски вещей успехом не увенчались, но все же удается обнаружить чей-то халат, брошенный на стуле. Относительно даже чистый. Не пылаю особым восторгом, но это лучше, чем разгуливать почти в чём мать родила. Тем более, что теплее не становится. Телефон, впрочем, тоже нашёлся, пусть и стационарный. Главное, чтобы на том конце провода был отвечающий.
— Ну же. Горыныч, возьми уже трубку, — телефон супруга знаю наизусть. Не то чтобы специально разучивала, нет. Просто так сложилось. Звонила ему, бывало, часто за день. Так и запомнились цифры. Наверное именно так. Не задумывалась даже до сего момента о том, но не могу не похвалить себя за подобное. А то пойди теперь найди собственный смартфон. Вероятнее всего так и остался в искореженной машине, если и сам не разбился тогда. Но вещи это наименьшее из потерь, пожалуй.
— Трубку только не клади! — Гудки наконец-то сменяются до боли знакомым голосом. Недовольным, пожалуй. Змей в принципе не очень любил, когда его тревожат. Особенно, если еще и незнакомый номер. Но тут-то уж должен мой голос узнать и признать, раз ответил на звонок, не отбивая и не скидывая сразу. Не может же за столько столетий не признавать собственную супругу. 
— Ты мне нужен. Я в морге, — очевидно, не таких слов он мог ожидать от меня. Наверное, попытайся я себя сейчас поставить на его место, посмотреть на ситуацию с позиции того, кому вот так позвонят, в ночи, решила бы что розыгрыш какой неудачный. Только вот не первый год вместе. И даже не первый век. Горыныч любит говорить, что у меня совсем беда с мозгами, но даже при таком мнении едва ли решит, что я так прикалываюсь. Впрочем, мне кажется, что слышу в трубке не то кашель, не то смешок, который постарались завуалировать.
— Не смешно, — сама не знаю, зачем пытаюсь супругу это объяснить. Горыныч и насмешка надо мной почти неразделимы. Тут же такой повод вырисовывается. Но кому ещё, в самом деле, мне звонить было?!
— Потом поржёшь, слышишь? Скоро вернутся работники, а у них бывший труп разгуливает по помещению. Сам представляешь, какая
будет реакция? Горыныч, забери меня отсюда! — осознаю, что начинаю поддаваться панике. Мне совершенно не нравится ситуация, в которой я оказалась. И чем больше я в ней пребываю, тем тревожнее становится.
— И захвати что-то из моих вещей. Они куда-то дели мои вещи. Если, конечно, они вообще выжили после аварии. Милый, ну пожалуйста. Тут холодно и неприятно, — последнее добавляю уже более ласковым голосом, надеясь, что даже супруга проймет и он всё же не бросит меня в этой странной и до ироничного смешной ситуации. Точнее, такой она может показаться ему, но точно не мне. Ни грамма веселья не испытываю. Только злость на того придурка, что вновь просыпается внутри, а ещё желание оказаться как можно дальше от морга, с его обшарпанными стенами и противным запахом. В своём доме. В горячей ванной. Последняя мне определенно не повредит после всего случившегося. Всё же какое-то время после аварии буду ещё ощущать дискомфорт. Сколько костей встало на свои места за сегодня? Кто ж знает. Искать здесь еще и заключение мне как-то не хочется.

Элизабет, скрестив руки на груди, слушала своего голографического собеседника в военной форме высшего чина. Иногда от его слов тонкие пальцы женщины чуть сжимались, сильнее впиваясь в ткань бежевого кашемирового свитера, будто она с трудом сдерживается, чтобы не поменять позу, подняв руки и потерев указательными пальцами виски, закрыв глаза с громким и усталым вздохом.
И с каждым словом это желание становилось все сильнее.

Итак, на территорию США с неба упал боевой робот неизвестной модели и компании. Никаких опознавательных знаков. Никаких данных в системе. Наличие оружия не подтверждено, но почти очевидно. И зачем-то его должна осмотреть Элизабет Собек.

- Почему я? - Простой и самый логичный вопрос, который вырвался, стоило военному взять паузу. Тот будто споткнулся посреди речи об ее слова, глядя на нее с таким удивлением, что даже синева пикселизации передавала его в полной мере.
- Вы гениальный роботоинженер, вы можете быть полезны. - Лиз открывает рот, чтобы напомнить, что она экоинженер, и с военными разработками им лучше идти в "АСФ" или в любую другую военизированную компанию, где работники каждый день придумывают новые способы убийства людей и всего их окружения. Да, университетов они в 16 не заканчивали, но практический опыт по важнее будет. А военных гениев и вне страны достаточно. - И уж точно не наведите. - Дополняет ее собеседник, и Лиз закрывает рот, понимая все.
Они хотят видеть ее, зная, что она хотя бы попытается помочь. А если не сможет, то не попытается использовать эти разработки в своих целях. Во-первых, военизированные разработки для ее сферы бесполезны. Во-вторых, это противоречит ее нормам морали. А Собек уже зарекомендовала себя как та, кому не все равно на мир, но плевать на гонку вооружений, место в топе корпораций и прочий материальный мусор, который так обожают люди высшего общества.

- Ладно, я приеду, через, - она чуть отвлекается, сверяясь с расписанием, проложенным маршрутом до лаборатории и времени пути, - пять часов. Пока пришлите мне все результаты исследований, что вы проводили, - Лиз запинается, не зная, как назвать военизированного человекоподобного робота с возможностью регенерации, - с объектом.
- Отлично. Я сейчас вышлю вам все данные. - Собеседник кивает, завершая вызов первым. Лиз все же позволяет себе потереть виски, пытаясь понять, во что ввязалась.

Она садится в вертолет, и, когда он набрал высоту, а пилот подтвердил время полет, Собек погружается полностью в полученные отчеты. Результаты химических анализов заставляют ее нахмуриться. Визор послушно сравнивает их с человеческими стандартами, что совпадений просто нуль: несмотря на похожий состав, процентное соотношение просто кричит о том, что жидкости взяты не у человека. Одно отклонение от нормы она еще могла себе объяснить, но десять... Но и на андроида даже самой продвинутой линейки он похож не был, слишком отличный состав жидкости от тириума. Хотя, другие компании вне США могли использовать другое вещество для лучшей проводимости. Никаких программных кодов, нервные окончания есть, пусть и не реагируют на ту силу тока, которую пускали по аппаратам. То, что могло сжечь нервную систему любого млекопитающего, не доставило ему никаких неудобств.

Пожалуй, хорошо, что его держат в отключенном состоянии, не позволяя прийти в "сознание", пусть и на лошадиных дозах препаратов - что не подействовало бы на робота.

На вертолетную площадку лаборатории Лиз выходит в полной растерянности, но уверенная, что ей тут делать нечего. Чем бы не было это существо, оно не было ни человеком, ни машиной, по крайней мере, из тех, что знала Элизабет. Может, он новая разработка Китая или России, но даже технологический прогресс этих стран не мог шагнуть так далеко, создавая нечто подобное.
И все же, она соглашается пройти в комплект, ведомая одним из солдат - вооруженные силы США спешно призвали сюда несколько десятков военных. Не роботы АСФ или Киберлайфа, а живые люди. Возможно, ладе все человеческие силы, что стоят сейчас на вооружении Америки.

Собек не успевает ни надеть халат, ни даже вымыть руки - пожарная тревога разрывает прохладную тишину комплекса, заставляя ее переглянуться с ее провожающим. Судя по его лицу, это явно не учения и не случайный сотрудник, что решил втихаря покурить в туалете. Они оба срываются с места: он по велению долга, Элизабет - из страха остаться здесь одной.

В крытый зал лаборатории они входят вместе. Рыжая даже опережает солдата, заходя первая. Покореженная капсула и искрящиеся провода доказывают, что именно здесь причина, почему весь свет в комплексе окрашен красным, а сирена воет так, что вызывает головную боль. Правда, слабо верится, что учинил все это подросток, что сейчас съежился на полу. Лиз вскидывает ладонь, прося оставить ее одну и подходит ближе. Медленно, шаг за шагом, не сокращая расстояние слишком сильно, чтобы не зайти случайно в чужое личное пространство. Поднимает руки, показывая, что ее ладони пусты, никакого оружия.

- Привет, - она приподнимает руку в приветственном жесте и слегка улыбается, демонстрируя дружелюбие. - Я не причиню тебе вреда, обещаю. - Она рассматривает его внимательно, исследуя поведенческий модуль. Если он робот, то выдаст себя. Может, простой человек и не поймет, что перед ним Андроид, но у ученой была своя передовая модель андроида, она научилась замечать мелкие шероховатости в их поведении, что и отличает их от людей. - Меня зовут Элизабет. - Собек говорит медленно, стараясь, чтобы ее речь звучала максимально разборчиво, а, если это существо не понимает ее языка, то хотя бы успокоился, услышав ее спокойный и мягкий голос.

[indent] Банши кричит, когда кто-то бросается в объятия неминуемой смерти... Собственный крик проклятьем становится, предзнаменованием того, что никак не исправить. Смерти плевать на твой статус, положение в обществе, количество цифр в банковском счете, даже на то, каким человеком ты был. Она не выбирает, а просто приходит, никого не щадя. Её приближение дуновением холода могильного сопровождается и стенанием сотен измученных душ, чьи голоса звучат в мыслях, наизнанку их выворачивая. Мэри предпочла бы не чувствовать, не слышать и не знать... Но, кто-то свыше распорядился иначе, решив, что выдержать сумеет, что в теле хрупком достаточно сил. Она кричала, осознав, чья жизнь оборвалась тогда, под покровом последней летней ночи. Звуковой волной выбило стекла в окнах просторной гостиной, устлав траву под ними сверкающими осколками. Отчаяние, смешавшись с болью, раскаленным оловом по венам растекается, выжигая внутри все живое. И когда крик, наконец, стих, сменяясь беззвучными рыданиями, Вудворт казалось, что голос она утратила навсегда. Вычеркнутое имя в списке лишь подтвердило то, что уже произошло...
[indent] В огромном доме, окруженном лесным массивом, повисла давящая тишина. Девочка, в порыве истерики, срывает с постели простыни, на которых вместе с ним засыпала и которые запах его впитали. Здесь абсолютно все ему принадлежало. И она в том числе. Можно сжечь весь особняк, оставляя только гору дымящегося пепла, но образ Доминика остается высечен кровоточащим шрамом на искалеченном сознании. Из собственной памяти невозможно вытеснить того, кого... Любила? Даже смешно, ведь Мэри не находила смелости признаться в этом хотя бы самой себе. Любовь - непозволительная роскошь для той, что неустанно стены вокруг себя возводила, боясь привязаться. И все же, это произошло, а теперь, в том месте, где трепетало сердце, зияет черная дыра. Может все именно так и должно быть?

[indent] Затхлый воздух пропитан едким запахом сигаретного дыма, алкоголя, какого-то дешевого одеколона и пота. Громкие возгласы, смех и свист перекрикивают музыку, образовывая своеобразный вакуум, отделяя Канкун от всего остального мира. Этот клуб - последнее место, где Мэри могла бы оказаться, но, как известно, у судьбы крайне паршивое чувству юмора. Она прячет глаза от проходящих мимо посетителей, вперив потускневшие от слез изумруды в стакан, наполненный янтарной жидкостью. А если накидаться до беспамятства, легче станет? Утренняя встреча с Марком подлила масла в огонь, и теперь языки черного пламени грозились охватить все вокруг, оставляя в напоминание отметины на изгибе тонкой шеи - по-другому он не умел доказывать свою правоту. Темноволосая старательно скрывала их под слоем тонального крема, но они все также выделялись на бледной коже, хоть и не столь ярко. Несостоявшийся жених должен был оставаться в прошлом, но что-то снова идет не так. Обратиться бы к брату, но нет никаких гарантий, что тот не пошлет её куда подальше, как только увидит вновь. Лисандр? Он не откажет, но его методы тоже далеки от нормальности. Проще одной, уже привычно. Девочка храбрая, справится, даже если речь шла о чудовище, что с особым упованием отравлял её жизнь, уверяя в том, что после него Ад ей покажется цветущими садами Эдема.
[indent] - Детка, выпьешь с нами? - Не сразу замечает, что за столиком появляются трое, едва ли старше нее самой. Отсутствующим взглядом девушка смотрит на темноволосого обладателя мерзкой улыбки, что куда больше напоминала оскал изголодавшейся гиены. Разве в этом притоне не хватает девиц, способных скрасить их сомнительную компанию? Или она так похожа на ту, что с радостью повешается на шею пьяному придурку, чье самомнение, раздутое до размеров галактики, ни капли не соответствует действительности? - Нет. - Ей совершенно не хочется тратить время на поиски более мягкого, тактичного отказа, дабы ни в коем разе не задеть чужое самолюбие. Остается лишь верить, что сорокаградусное пойло еще не до конца разъело серое вещество в их головах и дважды повторять одно и то же не доведется. - Да ладно, мы же видим, что тебе скучно. Нам тоже. Почему бы не развлечься всем месте? - обмениваются смешками, ближе подсаживаясь и отрезая все возможные пути отступления. Мэри, молча, поджимает губы, сглотнув образовавшийся в горле ком. Нужно просто немного потерпеть. Им, в конце концов, надоест, и уберутся испытывать фортуну в другом месте. Холодное стекло к губам подносит, делая несколько небольших глотков.  Напиток привкусом странным отдает, но мало ли из чего сделан, она же не ценитель алкоголя и внимания не обращает на не полностью растворившийся порошок на дне стакана. – Может, все-таки передумаешь? - голос у самого уха ломает остатки терпения. Девчонка с места вскакивает, но картинка перед глазами теряет очертания, а ноги попросту отказываются держать хозяйку и она рухнула в руки одному из парней. Разразившись диким гоготом, они поднимаются следом, подхватывая Вудворт под руки с обеих сторон. Её заталкивают в небольшое пространство уборной, и с грохотом захлопнувшаяся дверь отнимает последний шанс на спасение. Один на один с чертовым ублюдком, что спиной в шершавую стену вжимает, руками девичий стан исследуя. Нетерпеливо от джинсовой  куртки избавляет, швырнув ту куда-то в сторону, грубо срывает лямки, полностью обнажив плечи. - Тихо, не брыкайся. Тебе понравится, - одной рукой рот ей зажимает, небрежно размазывая по лицу соленые слезы, второй спешно свои брюки расстегивает и до колен спускает. В следующий миг она чувствует, как горячие потные ладони под подол тонкого платья забираются, двигаясь вверх по внешней стороне бедер и следом за собой ткань задирая. Живот неприятным спазмом сводит, и Мэри с огромным трудом сдерживает рвотный позыв: её тошнило от одной только мысли о том, что сейчас может произойти. - Нет! Пусти меня! Не трогай! - попытки вырваться скорее на детскую возню смахивают, нежели на реальное сопротивление. Действие неизвестного наркотика замедляет ход времени, секунды пытками обращая, но спасение, о котором уже и мечтать не смела, приходит само собой.
[indent] Волчонком загнанным в угол забивается, наблюдая за тем, как лицо её обидчика превращается в кровавое месиво, разукрашивая стену липким алым разводом. После такого его не то, что дружки, родные узнать не смогут и в зеркало точно еще долго смотреться не будет. Но, тот, кто её спас... Мэри готова списать происходящее на галлюцинацию, подпитываемую веществом, проникшим в её кровь с алкоголем. - Ничего... Не успел... Ничего не сделал... - голос дрожит, словно она вот-вот вновь разрыдается, и слова никак не хотят складываться в связное предложение. Суетливо поправляя её платье, мужчина задевает кожу, что вмиг покрылась мурашками. Нет, это не призрак, не фантом и не плод больного воображения. Он настоящий. Он здесь. Тянется рукой к его лицу, взглядом пристальным за движением пальцев следует, вдоль скулы, подбородка, ниже к шее. Смотрит так, будто видела впервые и заново изучает. Доминик... - Ты же умер... Я это чувствовала. - До последнего отказывалась верить в жесткую действительность и вот он, прямо перед ней. Очередная насмешка? - Я ненавижу тебя... Ненавижу. Ненавижу! - срывается, не в состоянии совладать с захлестнувшими её эмоциями. Миниатюрные ладони в кулаки сжимаются, осыпая грудь кубинца ворохом слабых ударов. Ей плевать, даже если сюда сейчас сбежится весь город. Если бы она только могла забраться пальцами прямо под кожу, ломая клетку из ребер и, добравшись до сердца, сжать его настолько сильно, насколько сумеет. Только бы он знал... Только бы почувствовал все то же самое, что чувствовала она на протяжении всех этих дней...

За последние несколько дней или даже недель что-то поменялось. Возросла активность ордена Бездны, но с чем это было связано — пока неясно. Дайнслейф по-прежнему пытался выйти на какой-нибудь след, найти улики, зацепки, хоть что-нибудь, с чем можно будет двигаться дальше. Чужие слова по-прежнему отзывались в голове, словно произнесенные несколько минут, а не множество лет назад. Новые воспоминания вытесняли старые — часть бремени бессмертия, часть эрозии. Но определенные вещи забыть было невозможно даже спустя несколько сотен лет, что, казалось, будто пролетели за мгновение, а с другой стороны — словно длились вечность.

Маги бездны нередко сновали вокруг Мондштадта. Что именно им там было нужно, Дайнслейф, опять же, пока не знал. На данный момент город успешно отбивался от них при необходимости, с обороной, похоже, проблем не было. Он не вмешивался; это был один из принципов, которые он избрал еще много лет назад. Только то, что напрямую связано с Каэнри'ах, вызывало необходимость вмешаться. И по многим причинам внимание бывшего капитана дворцовой стражи было направлено именно на регион, подвластный Анемо Архонту. Во-первых, из-за активности ордена Бездны. Во-вторых, там проживал гомункул, созданный Рейндоттир. Неизвестно, на что он способен и какие опасности могут от него исходить, оттого следовало быть настороже. И, в-третьих, в городе по-прежнему жила последняя надежда их нации — принц, с которым сам Дайнслейф в последний раз разговаривал очень много лет назад. Все пути вели в этот город, поэтому никакого удивления, когда появилась информация о магах бездны, не было.

Дайнслейф в этот момент был неподалеку, на самом-то деле. Исследовал следы, оставившие орден Бездны, возле логова Ужаса Бури. Таким образом пришлось проделать путь через Вольфендом, где попал под дождь, найти несколько уже, очевидно, остывших костров, и затем поторопиться добраться до окрестностей самого города. С каждым шагом, приближаясь к нужному месту, всем нутром чувствовалось, что что-то было не так. Он ощущал знакомую энергию, не такую, за которой он шел. Костры были потушены и также остыли. Трава примята, повсюду были следы битвы. Казалось бы, ничего необычного — рыцари Ордо Фавониус наверняка уже были здесь и расправились с магами бездны. Но ощущение чего-то знакомого и в то же время будто бы ускользающего у него из-под носа не покидало. Возникло нехорошее предчувствие — в голове появилось несколько догадок, и в любом случае нужно было проверить все лично. Чтобы снова не опоздать, чтобы не было слишком поздно.

Вечерний Мондштадт был как никогда оживленным местом. Люди сновали туда-сюда, занимаясь своими делами. Охрана стояла на входе в город; Дайнслейф воспользовался моментом, чтобы избежать ненужных допросов, и прошел мимо них, когда те были слишком заняты беседой о чем-то. Кажется, один из стражников его все же заметил и хотел что-то сказать или остановить его, но будто засомневался. В любом случае, это было на руку. След, за которым он шел, вел в таверну, и уже не оставалось сомнений в том, что одна из его догадок окажется верна. В таком случае нужно было морально подготовиться, прежде чем заходить внутрь, однако у него не было ни времени, ни возможности сделать это. Честно говоря, не так себе Дайнслейф представлял эту встречу. И уж точно не при таких обстоятельствах.

На таинственного незнакомца, молча вошедшего в таверну и целенаправленно направившегося наверх, мало кто обратил внимания. Большинство из присутствующих были слишком заняты собой, выпивкой или своими собутыльниками. Пока это, опять же, было очень даже кстати. Лишнее внимание сейчас было ни к чему. Дайнслейф следовал за оставленным черным следом и лишь на мгновение замер, когда увидел нужный ему чужой силуэт. Это было бы гораздо более болезненно, если бы он пытался убежать от прошлого. Но оно, ожидаемо, хоть и было болезненным, а все же частью его жизни. Его судьбы, как и судьбы всего народа Каэнри'ах. На его плечах лежал неподъемный груз вины, однако у него действительно было слишком много времени, чтобы не раз все обдумать. Поэтому сейчас если и были колебания, то мимолетные. Все же, это был его долг.

С течением времени в памяти стирается действительно очень многое, однако Дайнслейф очень хорошо помнил эти черты лица. На тот момент еще детские, выражающие ту или иную эмоцию. Он немало времени провел рядом с принцем в свое время. Однако гораздо больше времени провел вдали, странствуя в одиночестве или в чьей бы то ни было компании. Дайнслейф чувствовал, что именно было сейчас не так. Но разве можно так напрямую об этом заявлять? Как ему вообще следовало себя вести? По-хорошему — преклонить колено, опустить голову и произнести «Ваше Высочество» вместо приветствия. Привлечет ли он этим внимание окружающих? Определенно. Стоило ли это делать? Вряд ли. Поэтому, когда к нему, наконец, обратились, Дайнслейф, не обращая внимания на подвыпившее состояние сидящего человека, лишь совсем слегка склонил голову в знак уважения.
— Мое имя Дайнслейф. Сумеречный Меч, — спокойно произнес он, ощущая, как собственный титул отдал немного горечью. Использовать его было неприятно из-за постоянного напоминания о том, о чем вспоминать было больно. — Ваше Высочество. Позволите присесть?
Последние слова были произнесены заметно тише; лишь дождавшись чужого позволения, он сел напротив. Некоторое время молчал, обдумывая ситуацию. Место для разговора было, возможно, не самое лучшее, однако действительно слишком немногие могли бы подслушать чужие слова, поэтому не так все плохо было.

Чужая реакция оставалась загадкой. Как много помнил Кэйа? Скажет ли ему его имя о чем-то? Или отличительная одежда, внешность? Как отреагирует — разозлится, расстроится, обрадуется? В голове просчитывались миллионы различных сценариев, однако ведь он пришел по делу. Не пришел бы так просто, если бы не было иного выхода. По многим обстоятельствам Дайнслейф до этого дня избегал данной встречи, но теперь пути назад уже не было. Да и отступать было просто нельзя. Возможно, следовало сказать что-то еще, но не было на уме подходящих слов.
— Перейду сразу к делу. Вы ведь встречались недавно в схватке с магами бездны, я прав? И что-то пошло не так, — не вопрос, а утверждение. Нужно было разузнать информацию, подробности, детали, прежде чем что-то дальше предпринимать. А что дальше, когда он разберется с этим? Снова исчезнет? Дайнслейф не исключал такой возможности. Но слишком многое, на самом деле, зависело от реакции и слов принца.

Элизабет, скрестив руки на груди, слушала своего голографического собеседника в военной форме высшего чина. Иногда от его слов тонкие пальцы женщины чуть сжимались, сильнее впиваясь в ткань бежевого кашемирового свитера, будто она с трудом сдерживается, чтобы не поменять позу, подняв руки и потерев указательными пальцами виски, закрыв глаза с громким и усталым вздохом.
И с каждым словом это желание становилось все сильнее.

Итак, на территорию США с неба упал боевой робот неизвестной модели и компании. Никаких опознавательных знаков. Никаких данных в системе. Наличие оружия не подтверждено, но почти очевидно. И зачем-то его должна осмотреть Элизабет Собек.

- Почему я? - Простой и самый логичный вопрос, который вырвался, стоило военному взять паузу. Тот будто споткнулся посреди речи об ее слова, глядя на нее с таким удивлением, что даже синева пикселизации передавала его в полной мере.
- Вы гениальный роботоинженер, вы можете быть полезны. - Лиз открывает рот, чтобы напомнить, что она экоинженер, и с военными разработками им лучше идти в "АСФ" или в любую другую военизированную компанию, где работники каждый день придумывают новые способы убийства людей и всего их окружения. Да, университетов они в 16 не заканчивали, но практический опыт по важнее будет. А военных гениев и вне страны достаточно. - И уж точно не наведите. - Дополняет ее собеседник, и Лиз закрывает рот, понимая все.
Они хотят видеть ее, зная, что она хотя бы попытается помочь. А если не сможет, то не попытается использовать эти разработки в своих целях. Во-первых, военизированные разработки для ее сферы бесполезны. Во-вторых, это противоречит ее нормам морали. А Собек уже зарекомендовала себя как та, кому не все равно на мир, но плевать на гонку вооружений, место в топе корпораций и прочий материальный мусор, который так обожают люди высшего общества.

- Ладно, я приеду, через, - она чуть отвлекается, сверяясь с расписанием, проложенным маршрутом до лаборатории и времени пути, - пять часов. Пока пришлите мне все результаты исследований, что вы проводили, - Лиз запинается, не зная, как назвать военизированного человекоподобного робота с возможностью регенерации, - с объектом.
- Отлично. Я сейчас вышлю вам все данные. - Собеседник кивает, завершая вызов первым. Лиз все же позволяет себе потереть виски, пытаясь понять, во что ввязалась.

Она садится в вертолет, и, когда он набрал высоту, а пилот подтвердил время полет, Собек погружается полностью в полученные отчеты. Результаты химических анализов заставляют ее нахмуриться. Визор послушно сравнивает их с человеческими стандартами, что совпадений просто нуль: несмотря на похожий состав, процентное соотношение просто кричит о том, что жидкости взяты не у человека. Одно отклонение от нормы она еще могла себе объяснить, но десять... Но и на андроида даже самой продвинутой линейки он похож не был, слишком отличный состав жидкости от тириума. Хотя, другие компании вне США могли использовать другое вещество для лучшей проводимости. Никаких программных кодов, нервные окончания есть, пусть и не реагируют на ту силу тока, которую пускали по аппаратам. То, что могло сжечь нервную систему любого млекопитающего, не доставило ему никаких неудобств.

Пожалуй, хорошо, что его держат в отключенном состоянии, не позволяя прийти в "сознание", пусть и на лошадиных дозах препаратов - что не подействовало бы на робота.

На вертолетную площадку лаборатории Лиз выходит в полной растерянности, но уверенная, что ей тут делать нечего. Чем бы не было это существо, оно не было ни человеком, ни машиной, по крайней мере, из тех, что знала Элизабет. Может, он новая разработка Китая или России, но даже технологический прогресс этих стран не мог шагнуть так далеко, создавая нечто подобное.
И все же, она соглашается пройти в комплект, ведомая одним из солдат - вооруженные силы США спешно призвали сюда несколько десятков военных. Не роботы АСФ или Киберлайфа, а живые люди. Возможно, ладе все человеческие силы, что стоят сейчас на вооружении Америки.

Собек не успевает ни надеть халат, ни даже вымыть руки - пожарная тревога разрывает прохладную тишину комплекса, заставляя ее переглянуться с ее провожающим. Судя по его лицу, это явно не учения и не случайный сотрудник, что решил втихаря покурить в туалете. Они оба срываются с места: он по велению долга, Элизабет - из страха остаться здесь одной.

В крытый зал лаборатории они входят вместе. Рыжая даже опережает солдата, заходя первая. Покореженная капсула и искрящиеся провода доказывают, что именно здесь причина, почему весь свет в комплексе окрашен красным, а сирена воет так, что вызывает головную боль. Правда, слабо верится, что учинил все это подросток, что сейчас съежился на полу. Лиз вскидывает ладонь, прося оставить ее одну и подходит ближе. Медленно, шаг за шагом, не сокращая расстояние слишком сильно, чтобы не зайти случайно в чужое личное пространство. Поднимает руки, показывая, что ее ладони пусты, никакого оружия.

- Привет, - она приподнимает руку в приветственном жесте и слегка улыбается, демонстрируя дружелюбие. - Я не причиню тебе вреда, обещаю. - Она рассматривает его внимательно, исследуя поведенческий модуль. Если он робот, то выдаст себя. Может, простой человек и не поймет, что перед ним Андроид, но у ученой была своя передовая модель андроида, она научилась замечать мелкие шероховатости в их поведении, что и отличает их от людей. - Меня зовут Элизабет. - Собек говорит медленно, стараясь, чтобы ее речь звучала максимально разборчиво, а, если это существо не понимает ее языка, то хотя бы успокоился, услышав ее спокойный и мягкий голос.

Зимний Солдат - коробка с секретом. Тайник, у которого нет ключа, нет кодового замка, нет даже щеколды, держащейся на проржавевших гвоздях. Но иногда крышка этой коробки приоткрывается в произвольный момент и оттуда выпадает что-нибудь интересное. Очередной клочок памяти, в котором Стив всегда отпечатан, как тавро калёным железом на боку лошади.
Парадоксальным образом, раз за разом, Баки вспоминает его. И это бесконечно, невыразимо бесит.
Баки хочется вырвать из Зимнего Солдата с корнем, уничтожить, сжечь, развеять пеплом по ветру. Или вырвать из Баки Зимнего Солдата. Только чтоб наверняка, чтоб остался только кто-то один. Чтоб в серо-голубых, отдающих сталью глазах - не сквозило опять это глупое, оленье узнавание. Чтоб не было задержек между приказом и реакцией. Чтоб не было вздрагивающих, как от страха, ресниц. И не было сжимающихся до скрежета бионических пальцев.
Чтоб никогда больше не было никаких чёртовых стрессовых реакций.
Роджерса бесит быть инструментом пытки. Даже враг должен умирать без мучений, а Зимний никак не заслуживает той мясорубки, в которую его раз за разом бросают. Он не выбирал всё это. У него никто не спросил, хочет ли он так быть.
...не стоило брать его с собой в этот раз на поезд...
Стиву иногда очень хочется - ему очень нужно - чтоб Зимний смотрел на него во время разговора. Но прямо на него смотрел всегда только Баки.
Даже у Брока во взгляде иногда проскальзывает хищный вызов. У Зимнего в глазах всегда холодная, вымораживающая темнота.
- Я понимаю твоё рвение, но мы не закончили.
Он смотрит Зимнему в лицо, видя его сейчас как-то в общем - со всей его отстранённостью, малейшими мимическими реакциями, случайной ещё влажной прядью, неряшливо падающей на глаза.
- Я брал в руки кейс и бросал его тебе, даже толком не проверив на какие-то встроенные приборы. Из-за моей поспешности и невнимательности мы потеряли один кейс и ты получил травму. Из-за меня ты свалился в реку. Ты делал ровно то, что я говорил тебе делать. Тебе не за что отвечать, солдат.
Интересно, они будут спорить?
Хотя бы по какому-то поводу? Из-за того, что Стив не пускает сейчас Зимнего перебрать и смазать оружие. Из-за того, что оценка ситуации Зимнего не совпала с оценкой Стива. Из-за того, что Зимний слишком прямо смотрел сейчас Стиву в глаза. Из-за того, что Стив не отводил взгляда, будто они здесь играли в гляделки...
- Ты стабилен? - Всё ещё не поднимая голоса, не допуская в интонации даже малейшего намёка на какие-то отрицательные эмоции, Роджерс откинул голову назад, нащупав затылком металлический столбик кровати. Совсем немного приоткрывая обнаженную шею над воротником форменной куртки.
- Ты со мной?
Между сомкнувшихся щитков брони хочется вбить лезвие ножа, раскачать, раскрыть, вытащить из-под панциря рычащее, сопротивляющееся, шипящее страхом и отвращением или возмущением и болью. Брызжущее обвинениями: "ты не пришел"; "ты бросил, бросил, бросил меня"; "ты меня не искал"; "я был тебе не нужен", "я не нужен тебе сейчас", "тебе не я нужен".
Больше всего Стиву не нравится, если из Зимнего начинает сквозить недоверием. Как будто он уже готовится к какой-нибудь экзекуции: к вырванным зубам и ногтям, сломанным пальцам, содранной с хребта коже. Это всегда первый признак начинающегося тления. Зимнему Солдату безразлично, что будут с ним делать. Ему должно быть безразлично. Но Роджерс всё равно каждый раз чувствует себя палачом.
- Ты будешь выполнять приказы, если это буду не я? - И Стив вбивает между щитков брони слова - они похуже любого клинка, если так подумать. Пытливо следит за зрачками, не скрытыми сейчас непроницаемыми стёклами маски.
Говорить можно что угодно, но тело не соврёт. И Зимний это знает.

За последние несколько дней или даже недель что-то поменялось. Возросла активность ордена Бездны, но с чем это было связано — пока неясно. Дайнслейф по-прежнему пытался выйти на какой-нибудь след, найти улики, зацепки, хоть что-нибудь, с чем можно будет двигаться дальше. Чужие слова по-прежнему отзывались в голове, словно произнесенные несколько минут, а не множество лет назад. Новые воспоминания вытесняли старые — часть бремени бессмертия, часть эрозии. Но определенные вещи забыть было невозможно даже спустя несколько сотен лет, что, казалось, будто пролетели за мгновение, а с другой стороны — словно длились вечность.

Маги бездны нередко сновали вокруг Мондштадта. Что именно им там было нужно, Дайнслейф, опять же, пока не знал. На данный момент город успешно отбивался от них при необходимости, с обороной, похоже, проблем не было. Он не вмешивался; это был один из принципов, которые он избрал еще много лет назад. Только то, что напрямую связано с Каэнри'ах, вызывало необходимость вмешаться. И по многим причинам внимание бывшего капитана дворцовой стражи было направлено именно на регион, подвластный Анемо Архонту. Во-первых, из-за активности ордена Бездны. Во-вторых, там проживал гомункул, созданный Рейндоттир. Неизвестно, на что он способен и какие опасности могут от него исходить, оттого следовало быть настороже. И, в-третьих, в городе по-прежнему жила последняя надежда их нации — принц, с которым сам Дайнслейф в последний раз разговаривал очень много лет назад. Все пути вели в этот город, поэтому никакого удивления, когда появилась информация о магах бездны, не было.

Дайнслейф в этот момент был неподалеку, на самом-то деле. Исследовал следы, оставившие орден Бездны, возле логова Ужаса Бури. Таким образом пришлось проделать путь через Вольфендом, где попал под дождь, найти несколько уже, очевидно, остывших костров, и затем поторопиться добраться до окрестностей самого города. С каждым шагом, приближаясь к нужному месту, всем нутром чувствовалось, что что-то было не так. Он ощущал знакомую энергию, не такую, за которой он шел. Костры были потушены и также остыли. Трава примята, повсюду были следы битвы. Казалось бы, ничего необычного — рыцари Ордо Фавониус наверняка уже были здесь и расправились с магами бездны. Но ощущение чего-то знакомого и в то же время будто бы ускользающего у него из-под носа не покидало. Возникло нехорошее предчувствие — в голове появилось несколько догадок, и в любом случае нужно было проверить все лично. Чтобы снова не опоздать, чтобы не было слишком поздно.

Вечерний Мондштадт был как никогда оживленным местом. Люди сновали туда-сюда, занимаясь своими делами. Охрана стояла на входе в город; Дайнслейф воспользовался моментом, чтобы избежать ненужных допросов, и прошел мимо них, когда те были слишком заняты беседой о чем-то. Кажется, один из стражников его все же заметил и хотел что-то сказать или остановить его, но будто засомневался. В любом случае, это было на руку. След, за которым он шел, вел в таверну, и уже не оставалось сомнений в том, что одна из его догадок окажется верна. В таком случае нужно было морально подготовиться, прежде чем заходить внутрь, однако у него не было ни времени, ни возможности сделать это. Честно говоря, не так себе Дайнслейф представлял эту встречу. И уж точно не при таких обстоятельствах.

На таинственного незнакомца, молча вошедшего в таверну и целенаправленно направившегося наверх, мало кто обратил внимания. Большинство из присутствующих были слишком заняты собой, выпивкой или своими собутыльниками. Пока это, опять же, было очень даже кстати. Лишнее внимание сейчас было ни к чему. Дайнслейф следовал за оставленным черным следом и лишь на мгновение замер, когда увидел нужный ему чужой силуэт. Это было бы гораздо более болезненно, если бы он пытался убежать от прошлого. Но оно, ожидаемо, хоть и было болезненным, а все же частью его жизни. Его судьбы, как и судьбы всего народа Каэнри'ах. На его плечах лежал неподъемный груз вины, однако у него действительно было слишком много времени, чтобы не раз все обдумать. Поэтому сейчас если и были колебания, то мимолетные. Все же, это был его долг.

С течением времени в памяти стирается действительно очень многое, однако Дайнслейф очень хорошо помнил эти черты лица. На тот момент еще детские, выражающие ту или иную эмоцию. Он немало времени провел рядом с принцем в свое время. Однако гораздо больше времени провел вдали, странствуя в одиночестве или в чьей бы то ни было компании. Дайнслейф чувствовал, что именно было сейчас не так. Но разве можно так напрямую об этом заявлять? Как ему вообще следовало себя вести? По-хорошему — преклонить колено, опустить голову и произнести «Ваше Высочество» вместо приветствия. Привлечет ли он этим внимание окружающих? Определенно. Стоило ли это делать? Вряд ли. Поэтому, когда к нему, наконец, обратились, Дайнслейф, не обращая внимания на подвыпившее состояние сидящего человека, лишь совсем слегка склонил голову в знак уважения.
— Мое имя Дайнслейф. Сумеречный Меч, — спокойно произнес он, ощущая, как собственный титул отдал немного горечью. Использовать его было неприятно из-за постоянного напоминания о том, о чем вспоминать было больно. — Ваше Высочество. Позволите присесть?
Последние слова были произнесены заметно тише; лишь дождавшись чужого позволения, он сел напротив. Некоторое время молчал, обдумывая ситуацию. Место для разговора было, возможно, не самое лучшее, однако действительно слишком немногие могли бы подслушать чужие слова, поэтому не так все плохо было.

Чужая реакция оставалась загадкой. Как много помнил Кэйа? Скажет ли ему его имя о чем-то? Или отличительная одежда, внешность? Как отреагирует — разозлится, расстроится, обрадуется? В голове просчитывались миллионы различных сценариев, однако ведь он пришел по делу. Не пришел бы так просто, если бы не было иного выхода. По многим обстоятельствам Дайнслейф до этого дня избегал данной встречи, но теперь пути назад уже не было. Да и отступать было просто нельзя. Возможно, следовало сказать что-то еще, но не было на уме подходящих слов.
— Перейду сразу к делу. Вы ведь встречались недавно в схватке с магами бездны, я прав? И что-то пошло не так, — не вопрос, а утверждение. Нужно было разузнать информацию, подробности, детали, прежде чем что-то дальше предпринимать. А что дальше, когда он разберется с этим? Снова исчезнет? Дайнслейф не исключал такой возможности. Но слишком многое, на самом деле, зависело от реакции и слов принца.